— Я думаю о вас, и всегда думал о вас как об одной из самых отважных женщин, которых когда-либо встречал. Женщин, достойных любви. Но я знаю, Джон к вам вернется, и знаю, вы любите его со дня вашей свадьбы. Я думаю о вас сейчас так, как буду думать всегда, как о самом дорогом друге.
Эстер в ужасном смущении смотрела в сторону.
— Благодарю вас, — прошептала она. — Пожалуйста, дайте мне уйти.
— Моя робость и тупость привели вас к тому, что вы меня неправильно поняли, — решительно заявил он. — Пожалуйста, не сердитесь на меня и не сердитесь на себя.
Она вывернулась из его рук.
— Я чувствую себя такой дурой! — воскликнула она. — Отказывая предложению, которое было сделано не мне. Но вы и сами дурак!
Она вдруг вновь обрела силу духа.
— Рассчитываете, что можете жениться на девочке, которая только что выросла из короткого платьица.
Он направился к двери.
— Если позволите, я прогуляюсь по саду, — сказал он. — И мы вернемся к нашему разговору позже.
Он вышел, не добавив к сказанному ни слова, Эстер увидела в окно, что он прошел вдоль террасы на южную сторону дома и спустился в сад.
Сад стоял во всем великолепии середины мая. В отгороженной стенами части сада, где росли фруктовые деревья, за массой розовых и белых соцветий, такой же плотной, как взбитые сливки с розовым сахаром на пудинге, не было видно неба.
Длинные дорожки в цветнике омывались волнами нарциссов и тюльпанов красного, золотого и белого цветов. Каштановая аллея была в расцвете красоты, толстые свечи распускались белыми соцветиями, изящно тронутыми розовым. На стенах по правую руку уже сгибались под цветением выращенные на шпалерах смоковницы, персики и вишни, роняя лепестки на цветочные клумбы, как снег, идущий не по сезону.
За спиной Эстер открылась дверь в гостиную, вошла Френсис с кружкой эля для Александра.
— Он ушел?
— Ты сама прекрасно видишь! — огрызнулась Эстер.
Френсис поставила кружку, не пролив ни капли, и повернулась, чтобы внимательно осмотреть сердитое лицо мачехи.
— Что он такого сделал, что так огорчил тебя? — спокойно спросила она.
— Он сказал нечто смехотворное, я вообразила нечто смехотворное и теперь чувствую себя… чувствую себя…
— Смешной? — Френсис была вознаграждена яростным взглядом, полным раздражения.
Эстер отвернулась от девочки и продолжила смотреть в окно. В толстом стекле она одновременно могла видеть и Александра, прогуливающегося по саду, и отражение своего лица. Она выглядела мрачной. Она выглядела женщиной, из последних сил борющейся с бесконечными заботами, но все-таки храбро воюющей с ними.
— Что такого он сказал, что показалось тебе смехотворным? — ласково спросила Френсис.
Она подошла к мачехе, встала рядом, обвила рукой ее талию. Эстер увидела чистое прелестное личико рядом со своим изможденным лицом. И ощутила острый укус зависти из-за того, что ее собственная красота уже в прошлом, но в то же самое время в душе ее сияла радость, что она вырастила из нелюбимой, испуганной маленькой девочки это редкостно прекрасное существо.
— Он сказал, что ты — взрослая молодая женщина, — произнесла Эстер.
Она чувствовала Френсис, стоявшую рядом. Девочка уже не была девочкой, грудь у нее налилась, изгиб талии подходил для того, чтобы на него легла мужская рука, она потеряла жеребячью подростковую длинноногость. Она стала — и это видел Александр, но не видела мачеха — молодой женщиной.
— Ну да, — сказала Френсис, как человек, подтверждающий очевидную истину.
— Он сказал, тебе нужно выйти замуж, — добавила Эстер.
— Ну, разумеется. Думаю, когда-нибудь это случится.
— Он сказал, не когда-нибудь, а чем скорее, тем лучше, — возразила Эстер. — Потому что времена сейчас опасные. Он считает, что тебе нужен муж, который будет заботиться о тебе.
Эстер ожидала, что Френсис отодвинется и расхохочется своим беззаботным смехом. Но девушка положила голову на плечо мачехи и задумалась.
— Знаешь, думаю, я была бы не против, — спокойно сказала Френсис.
Эстер отодвинулась, чтобы посмотреть на нее.
— Мне ты все еще кажешься маленькой девочкой.
— Но я молодая женщина, — заметила Френсис. — И когда я прохожу по Ламбету, мужчины кричат мне вслед и называют всякими словами. Если бы папа был дома, тогда все было бы по-другому, но его нет, и он пока не думает возвращаться, ведь так?
Эстер покачала головой.
— У меня нет от него известий.
— Значит, если он пока не возвращается домой, а война продолжается, и все вокруг остается таким неспокойным…
— То что тогда? — спросила Эстер.
— Если жить нам не станет легче, я бы хотела выйти замуж, чтобы муж заботился обо мне, и о тебе, и о Джонни. Думаю, нам нужен мужчина в доме. Думаю, нам нужен мужчина, чтобы заботиться о нас.
Наступило долгое молчание. Эстер смотрела на красивое лицо своей падчерицы и думала, что первое из ее обещаний деду девочки, Джону Традесканту, почти выполнено. Она вырастила из его внучки красивую женщину, и через год или два ей останется заботиться только о Джонни и о сокровищах Ковчега.