— Они были голодны. Мужчины и женщины всегда голодны. И тогда он посадил их в сумку, чтобы они сидели там, пока он не сможет накормить их. И он побежал сквозь тьму, а сумку крепко зажал во рту. И где он бежал, там появлялась земля и вода, и большие олени, чтобы ходить по этой земле, пить эту воду и кормить только что сотворенных мужчину и женщину. И везде, где он бежал, из темноты появлялись огромные рты, хотевшие мяса. И эти рты яростно клацали зубами из темноты на него и на сумку, которую он нес. Но везде, где он бежал, эти рты пропадали в темноте, и наконец для него уже стало безопасным делать то, что он хотел.
Джон ждал.
Сакаханна улыбнулась.
— Вот тогда и только тогда он открыл сумку и выпустил мужчину и женщину. Мужчина побежал охотиться на оленя. Мужчина обладает всем великолепием оленя. Именно этого он и хотел. Но женщина…
Она замолчала и чуть улыбнулась.
— …Женщине досталось все остальное.
Еще год тому назад Джон назвал бы такую историю языческой сказкой, полной ереси и чепухи. Но сейчас он слушал и кивал.
— Женщинам досталось все остальное?
— Все, кроме охоты и войны.
— И что же мне тогда делать? — спросил он ее.
Сакаханна на мгновение показалась удивленной, как будто одним ловким вопросом он перевел разговор совсем в другую плоскость.
— Ты выздоровеешь, — медленно сказала она. — А потом тебе нужно будет решить.
— Решить?
— Где ты хочешь жить? Каким человеком ты хочешь быть?
Джон помедлил с ответом.
— Я думал, я выздоровею и вернусь домой, на свои поля у реки.
Она покачала головой.
— Сейчас ты уже должен понимать, что не можешь жить там, — ласково сказала она. — Ты не можешь жить там один. Сейчас ты уже должен понимать, что ты не сможешь выжить на этой земле один. Ты бы умер там, любовь моя.
Слова любви выскользнули, она вспыхнула и прикусила губу, как будто хотела забрать их обратно.
— Я думал… я думал, что нужно будет взять слугу или раба. Я думал…
Он запнулся.
— Я думал, может, ты пойдешь со мной?
— Как служанка? Как рабыня?
Она полоснула по нему гневным взглядом.
— Я хотел сказать, что мне нужен кто-то, чтобы работать на меня, — поправился Джон. — Я молился, чтобы ты пришла ко мне, с того самого момента, как ступил на эту землю. Я имею в виду и слугу, и тебя.
— Я никогда больше не лягу спать под крышей белого человека, — решительно сказала Сакаханна. — Я приняла решение, я остаюсь со своим племенем.
Джон вскочил на ноги и зашагал взад и вперед.
— Тогда мне здесь нечего делать, — вскричал он. — Я приехал для того, чтобы начать тут новую жизнь, обрабатывать целинную землю, найти тебя. А ты говоришь мне, что я не могу ни пахать, ни полоть. Что я не могу содержать себя и даже не могу сохранить огонь. Я не могу забрать тебя от твоего племени, не могу взять тебя к своему племени. Я оказался глупцом, попытавшись убежать от одной жизни ради другой и все равно ничего не добившись.
От небольшого навеса, где играли дети, донесся плач.
Сакаханна оглянулась, прислушиваясь, не ее ли ребенок плачет. Они услышали, как какая-то другая женщина отозвалась на призыв ребенка, поднялась с колен и пошла посмотреть на плачущего малыша. Сакаханна вернулась к своей работе, подобрала мотыжку, вырвала маленький сорняк из грядки. Не поворачивая головы, чтобы посмотреть, слушает ли Джон, она очень тихо заговорила с ним.
— Возможно, ты смог бы быть со мной, — медленно сказала она. — Оставить своих и присоединиться к моему племени.
— Я не могу жить здесь, Сакаханна, видеть тебя каждый день, — мягко сказал Джон. — Я хочу тебя, Сакаханна. Я не вынесу жизни рядом с тобой, не смогу спать каждую ночь один, зная, что ты всего лишь в шаге от меня.
— Я знаю, — сказала она так тихо, что ему пришлось наклониться вперед, чтобы услышать ее слова.
Но руки ее все работали, деревянная мотыжка вонзалась в мягкую землю, и семена проскальзывали сквозь пальцы быстро и аккуратно.
— Я могла бы попросить мужа отпустить меня.
— Отпустить тебя? — недоверчиво переспросил Джон. — Это возможно?
— Может, он и согласится, — ровным голосом сказала она. — Если я так захочу.
— У вас можно, чтобы жены приходили и уходили, как им захочется?
Она слабо улыбнулась.
— Я уже говорила тебе, что мы — гордые люди. Жены — не рабы. Если они хотят уйти, они должны иметь право сделать это, разве ты не согласен?
— Да… но…
— У нас будут дети, — продолжала она. — Маленький мальчик и моя собственная малышка. Ты должен пообещать, что будешь любить их и заботиться о них как отец.
— А где мы будем жить? Ты сказала, что не хочешь жить в моем доме.
— Мы будем жить здесь, — сказала она так, как будто это было самое обычное дело на свете. — Среди моего народа. Ты станешь повхатаном.
— Я выучу ваш язык? И буду жить среди вас как равный?
— Язык ты уже учишь, — заметила она. — На днях ты смеялся над тем, что сказала Муссис, а она говорила не на английском.
— Я, конечно, кое-что понимаю, но…
— Тебе придется вступить в племя, как брату.
— А они примут меня?
— Мы примем тебя.