Джон помедлил, уж очень его огорчили благоговейные нотки в голосе Джонни. Тот скептицизм, который испытывали поголовно все жители страны, когда Карл Обманщик лгал и отступался от собственных обещаний, совершенно исчез после его смерти, когда он превратился в Карла Мученика. Джон с большой неохотой, но все же допускал, что Карлу, даже, пожалуй, лучше, чем кто-либо мог от него ожидать, удалось вновь превратить трон в священное место. Ну, вот взять Джонни — он, казалось бы, после безнадежной блокады и серьезного ранения должен был потерять совершенно все иллюзии, а у него при мысли об умершем короле глаза просто светились.
Джон положил руку на плечо сына и ощутил сильные мускулы и прочную кость. Он не понимал, как объяснить Джонни, что каприз человека, привыкшего всю свою жизнь командовать другими, не нужно расшифровывать как нечто значимое. Карлу Последнему пришла в голову фантазия притвориться, что он может прожить еще достаточно долго для того, чтобы поесть дыни, которые посадят в Уимблдоне весной. И при этом его совершенно не беспокоила такая мелочь, что слуге для этого придется проехать весь путь от Виндзора до Ламбета и обратно лишь для того, чтобы известить об этом Джона. А потом Джону нужно будет проделать путешествие из Ламбета в Виндзор и обратно только для того, чтобы воплотить этот каприз в жизнь.
Ему и в голову не приходило, что человеку, который более не числится у него на службе и которому более не платят жалованья, может быть неприятно, что его снова вызывают на неоплачиваемую работу. Ему и в голову не могло прийти, что такая манера обращения может показаться бесцеремонной или нарочито своевольной. У него и в мыслях не было, что, называя Джона своим садовником и давая ему поручение, он представлял его как королевского слугу в то время, когда на королевских слуг смотрели с подозрением. Он не просто причинял Джону неудобство, он мог подвергнуть его куда большей опасности — но это Карлу даже в голову никогда не приходило. У него был каприз, а он всегда был счастлив от того, что другим приходилось исполнять его капризы.
— Ты бы хотел посадить их? — Джон попытался найти выход из затруднительного положения.
На лице Джонни отразился вихрь эмоций.
— А ты разрешишь?
— Конечно. Если хочешь, можешь сейчас высадить их здесь, а потом, когда они будут готовы, пересадим их на грядки.
— Я хочу сделать грядки под дыни в Уимблдоне, — сказал Джонни. — Он ведь хотел, чтобы дыни росли именно там.
Джон помедлил с ответом.
— Но мы ведь не знаем, что там сейчас творится, — сказал он. — Если парламент захочет, чтобы я и дальше работал там, тогда, конечно, мы сделаем эти грядки. Но я ничего пока не слышал от них. Может, они вообще там все продадут.
— Мы должны сделать именно так, — просто сказал Джонни. — Мы не можем не выполнить его приказ, последнее распоряжение, которое он нам отдал.
Джон, сдавшись, склонился над своими настурциями.
— Ну ладно, — сказал он. — Когда можно будет их пересаживать, поедем в Уимблдон.
Жизнь медленно начала приходить в норму. Постепенно увеличивался доход от зала с редкостями, возрастало и число заказов от новых клиентов, в распоряжении которых оказывались конфискованные поместья роялистов, либо умерших, либо убежавших, либо тихо живущих в нищете. Новые люди — офицеры армии Кромвеля, дальновидные политики, которые вовремя выступили против короля, стали обладателями великолепных домов и садов, заросших сорняками, но еще способных обрести былую красоту.
Один за другим посетители стали возвращаться в Ковчег, гулять по саду, восхищаться цветущими деревьями и качающимися головками нарциссов. Доктор Томас Вартон,[38]
который так нравился Джону, приехал посмотреть на редкости и привез предложение отвести часть сада для Медицинского колледжа — колледж будет платить ему, а он будет выращивать для них травы и лечебные растения.— Я ценю ваше предложение, — откровенно сказал Джон. — Мы пережили нелегкие годы. В стране, где идет война, мало кто интересуется садами и редкостями.
— Теперь страной будут руководить люди, чье любопытство никто не будет подавлять, — ответил доктор. — Сам господин Кромвель — это человек, который очень интересуется хитроумными механизмами. Он осушил свои пахотные земли и для удаления воды использует голландские насосы, работающие от ветряного двигателя. Он верит, что земли в Англии, даже пустоши, можно сделать такими же плодородными, как и в Голландии.
— Здесь дело не только в том, что почвы истощены, — с живым интересом отреагировал Джон. — А еще и в севообороте, чтобы вредители и болезни не приживались. Мы всегда знали, что во всех монастырских садах и огородах каждый год разные сорта высаживали на разных грядках, но это относится и к пахотным землям. Вот как восстановить их ценные свойства, тут вопрос… Вон и в Виргинии местные обитатели никогда не используют одно и то же поле дольше трех сезонов.
— Плантаторы?
— Нет, повхатаны. Каждый сезон они меняют поля. Я думал, это ошибка, пока не увидел, какие урожаи они собирают.