Земля наша велика и обильна...

Всплыл в памяти недавно услышанный анекдот: молится штатовский президент, стоя на коленях, и взывает к богу: – Ну почему у нас все так плохо: в экономике депрессия, доллар падает, шаттлы взрываются, арабы небоскребы порушили, нефть дорожает, да и все запасы нефти – у тех же арабов. Помоги нам, Иисусе!.. – Тут перед ним материализуется бородатая личность в чалме и громовым голосом изрекает: – Что, мерикашка, бога призываешь? Ты еще не понял? Аллах меня зовут.

Что-то часто теперь звучат анекдоты и приколы о китайцах да вот этих наступающих мусульманах. Правда, китайцы тоже наступают, только наступают по-китайски медленно, не так громко и заметно, без взрывов и шахидизма, но эти шуточки – показатель… Вообще анекдоты всегда наилучший показатель предстоящих перемен в обществе.

За соседним столом Дятлов, поглядывает на меня осторожно. Мне показалось, что чего-то опасается, но чего еще может опасаться человек, решившийся связать свою судьбу с РНИ?

При всей неряшливости, неопрятности и прочих недостатках Дятлов остается блестящим литератором, едва ли не самым блестящим в России, а может, и самым блестящим, ему было за что бороться, в то время как демократы всего лишь теснятся у кормушки, отпихивая менее расторопных. Я прекрасно понимаю, в отличие от Дятлова или Лукошина, а они вовсе не дураки, что нации создали не легендарные прародители, о чем рассказывается в мифах, не великие полководцы или деятели, и даже не исторические процессы, на которые все так любят ссылаться. Впрочем, сейчас ссылаются уже на экономику, но и экономика абсолютно не имеет никакого отношения к формированию наций.

Да, все нации созданы писателями. Всю историю человечества были роды, кланы, племена, народы, но не было никаких наций, они появились лет триста назад, первыми националистами были американцы, в смысле – жители отколовшихся от Англии колоний, потом осознали себя нацией революционные французы, подстрекаемые памфлетами и едкими пьесами, затем в мелких германских королевствах и княжествах прогремела героическая песнь Арндста «Deutsch­land uber alles», где поэт призывал всех баварцев, саксонцев, пруссов и прочих-прочих осознать, что они – германцы, и дать отпор проклятым оккупантам-французам.

Но если немецкий национализм возник в девятнадцатом веке, то остальные страны осознали себя нациями еще позже, а немалая часть поняли, что они – нации, только в двадцатом веке. Следовательно, это совсем новое и молодое по историческим меркам понятие, а это значит, что его нельзя и не стоит рассматривать как нечто вечное.

ГЛАВА 13

Я трудился над бифштексом, в нагрудном кармане затрепыхался мобильник. Мелькнула мысль отключить, но я подавил естественный для простого человека порыв, русский националист свои интересы должен ставить ниже общественных, выудил из кармашка и отщелкнул крышку.

Судя по высветившемуся номеру, это Вадим Игнатьев, он заговорил быстро, захлебываясь словами:

– Борис Борисович, подходит годовщина битвы под Полтавой!.. Надо начинать готовиться! Мои ребята горят желанием принять участие в Полтавской битве. Правда, почти все хотят за шведов, но это ничего, наберем и за русских. А нет – в приказном порядке…

Я поколебался, сказал с неловкостью:

– Вадим, извини, что перебил. Видишь ли, наступает такой странный вроде бы… но весьма важный момент, поворотный пункт в истории человечества, когда скоро уже нельзя будет хвастаться военными победами предков.

Я чувствовал по оборвавшемуся дыханию, как он отшатнулся или же отвел руку с мобильником, словно заподозрил в нем замаскированную гранату.

– Что? Да чтоб я когда-то перестал гордиться победой русских войск под Бородином? Или на Куликовом поле?

Я смолчал, что в битве под Бородином была не победа, а полный разгром русских войск: половину истребили, а осталь­ные разрозненные части еще несколько дней пробирались лесами к новому месту сбора. Да и на Куликовом поле мы ценой потери почти всего русского войска одолели только один из татарских отрядов. Но пришел второй, и Дмитрий Донской бросил Москву и ударился в бега…

– Надо переставать, – ответил я с неловкостью. – Думаешь, у немцев, англичан или французов нет побед? Да побольше, чем у нас… Но как хвастаться, когда сидят за одним европейским столом?

Он на миг замолчал, подумал, а когда заговорил, в голосе послышалось недолгое колебание, затем снова такой же напор, словно перепрыгнул барьер и понесся галопом:

– Ладно, с французами не будем о Наполеоне…

– А с татарами, – добавил я, – о Казани. Разве что хвастаться победами над половцами и печенегами, те не ответят? Но тем более недостойно попирать мертвых. Мы все садимся за общий стол, сливаемся в один человеческий род, как можно бахвалиться кровопролитием в семье?

В трубке послышалось сердитое сопение, донесся недовольный голос:

– Все вроде бы правильно, но это слишком… правильно. Для таких людей, которых еще нет. И для будущих отношений. А мы – политики! Что значит – живем сегодняшним днем и дело имеем с сегодняшним народцем, из которого говнецо еще давить и давить. Так я готовлю массовое зрелище?