Осторожно работая веслом, Кван вел лодку меж высоких камышей. Сухие стебли негромко шуршали, огибая борта. Темные кроны деревьев то смыкались над головой, заслоняя яркие звезды и кошмарный Лунах, то вновь расходились. Болотистая дельта реки состояла из сотен маленьких островков. Далеко не все из них стояли на одном месте: многие купы растительности чуть заметно перемещались, подгоняемые легчайшим ночным бризом…
— Да, они плавают, — кивнул Кван, отвечая на вопрос Гаргулова. — Это просто слой мхов, торфа и водорослей. На них укореняются крупные растения — даже гуардо; правда, более низкорослая, болотная разновидность…
В неторопливом движении прошло полчаса. Но вот среди тьмы замаячил одинокий огонек — масляный светильник, подвешенный прямо на дереве. Он скорее сгущал, чем разгонял ночную мглу за пределами крохотного освещенного пятачка.
— Адриадакис, это мы! — негромко окликнул Кван. — Привезли новичка… Кто-нибудь из наших уже появлялся?
— Как вы удачно! — прозвучал из темноты мелодичный женский голос. — Можете сделать еще один рейс? Хорхе и Збышек бежали из города и прячутся в камышовых плавнях, я обещала послать за ними кого-нибудь… Кван, а что с типографией?
— Мы прихватили оборудование, — откликнулся Кван. — Но запас бумаги подошел к концу, я даже не знаю, что теперь делать…
— Развернуть печатный цех среди болот все равно не получится, — грустно вздохнула темнота. — Переждем тяжелое время, а там подыщем в городе какую-нибудь площадку… Ладно, давайте сплаваем за ребятами, время все обсудить у нас еще будет!
С той стороны, откуда раздавался голос, послышался тихий всплеск: гибкий темный силуэт скользнул в воду.
— Цан-Цан, твоя отдыхай, мала-мала рожа лечи! — Уквылькот протянул Гаргулову полотняный мешочек.
Сан Саныч осторожно ступил на берег. Земля еле ощутимо колыхнулась под ногами — похоже, этот клочок суши тоже держался на плаву. Лодка тут же отчалила от островка. Гаргулов кое-как дохромал до дерева, уселся под фонарем и развязал тесемки. Внутри оказалась баночка мази: прохладная, пахнущая мятой и незнакомыми травами лекарственная субстанция быстро сняла неприятные ощущения.
Неподалеку, на границе освещенного пространства, возвышалось бамбуковое сооружение, похожее на клетку без верха — или, скажем, на детский манеж. Спустя мгновение Сан Саныч понял, что это, собственно, и есть детский манеж, причем отнюдь не пустой. На груде мятых одеял восседал розовый пухлощекий младенец. Дитя задумчиво грызло соску и рассматривало нежданного гостя большими темными глазами. Капитан улыбнулся и подмигнул.
— Привет! Тебя как звать-то?
Ребенок явно заинтересовался новым человеком: он перекатил пустышку в угол рта и прижался розовым личиком к прутьям.
— Что, ушла мамка твоя? Не горюй, скоро вернется… — Странное дело: пристальный взгляд младенца не давал Гаргулову покоя; он казался капитану каким-то очень уж осмысленным и не по-детски ироничным.
— Скучаешь тут, поди? Хочешь, сказку расскажу? Э-э… — Сан Саныч честно попытался припомнить хоть одну: что-то ведь было про Царевну-лягушку… Или это, «мимо острову Буяну, к славному царю Салтану…» — как же там дальше-то? В голову лезли дурацкие обрывки детских стишков.
— Э-э… Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу…
Младенец смачно выплюнул соску.
— С корнем выдрали язык, наступили на кадык… — издевательским тоном продолжило дитя.
Гаргулов выпучил глаза.
— Пообкусывали пальцы! Раздавили ему яйца! Ножичком глаза проткнули! Штопор в уши завернули! — Младенец разошелся, он достал откуда-то погремушку и дубасил ею бамбуковые жерди барьерчика в такт стихам.
— Попу кипятком облили! По кишкам кувалдой били! Ноги поломали дверью… Больше нет ментам доверья!
И тут нервы капитана не выдержали: то ли контузия сказалась, то ли подспудное напряжение последних часов, а верней всего — и то, и другое вместе. Сан Саныч Гаргулов, прожженный оперативник, прошедший огонь, воду и лихие девяностые, самым позорным образом потерял сознание — второй раз за эти сутки.