Земля незнаемая. Зори лютые

За столами вольно и весело. Старый князь Владимир что-то рассказывает молодой воеводше, та смеётся, прикрыв рот ладошкой. От стола к столу мечутся отроки, вносят и выносят блюда и миски с яствами: мясо жареное и рыбу, птицу с яблоками и грибы солёные, пироги да меды настойные.

Владимир заметил Мстислава, поманил. Тот подошёл к отцу, сел. Отрок налил в кубок мёд, подвинул блюдо с мясом. Владимир вытер руки о расшитый рушник, выждал, пока все стихнут, сказал торжественно:

— Бояре мои думные, воеводы и тысяцкие, други по делам ратным и по устройству земли, слушайте мою речь! Хочу выпить сей кубок за сына Мстислава. Будто недавно пили за его приезд, а нынче настал час расставаться. Послушай же слово родительское, сын. Княжество твоё отдалённое — щит у Киева. И хоть никто ещё не ходил на тебя с мечом, не уповай на мир. Княжествуй по разуму и не поддавайся порыву скоротечному. Умей ладить с Византией и не давай окрепнуть Хазарии. Тмуторокань — наш ключ к морю. А посему даём мы тебе в помощь полк Яна Усмошвеца. Ян хоть и молод, но воинским разумом наделён. Вдвоём вам сподручней будет. В добрый же путь, сын!

Воевода Ян, сидевший по другую сторону стола, поднялся, отвесил князю поклон. Зазвенели кубки.

— В добрый путь!

— Доброму быть пути!

Не отрываясь, Мстислав выпил, закусил мясом. Вокруг снова загудели голоса. Отец ел не торопясь, время от времени бросал взгляды то на сына, то вдоль стола. Отрок поставил перед Владимиром ендову с заморским вином. Оно искрилось и играло, как жаркое солнце на его далёкой родине.

— Душно! — тонким голосом выкрикнула боярыня Любава.

— Эгей, откройте оконце! — вскинул седые брови Владимир.

Отрок мигом вскарабкался по лестничке, толкнул свинцовую оправу рамы, хлынул свежий воздух.

Мстислав не заметил, кан в трапезную вошёл дед-паромщик, постоял чуточку и, углядев старого князя, приблизился, поклонился:

— Дозволь, князь Володимир, слово молвить?

— Сказывай, Путята, с чем явился.

Из-под лохматых бровей смотрели на Владимира мудрые, много видевшие глаза.

— Слышал я, князь Володимир, что отъезжает князь Мстислав в землю Тмутороканскую.

— Верный то слух, — подтвердил Владимир.

— Прошу тя, отпусти меня с ним. — Путята снова поклонился. — А на пароме будет брат мой Чудин, и ещё кого поставь.

— А не стар ли ты, Путята, в края дальние ехать?

— Я, князь Володимир, не столь стар летами, а телом, сам видишь, крепок. Да мыслю, что ещё сгожусь князю Мстиславу.

Владимир задумался, потом решительно махнул рукой:

— Быть по-твоему, Путята.

Из покоев князя Владимира Мстислав вышел поздно. Ночь. На стрельчатых башнях детинца перекликаются дозорные. Мстислав пересёк двор, миновал терем воеводы Поповича, поднялся на крепостную стену. Вдали лунно блестел Днепр. На Подоле кое-где сиротливо мерцали огоньки. Лениво побрёхивали псы. Там, где за Киевом находилось княжье село, горел костёр. Не иначе в ночное на первые выпасы выгнали табун.

В стороне усадьбы тиуна Чурилы темень.

С неба скатилась звезда, очертила дугу, скрылась за дальним лесом.

На память пришли слова отца: «Не ходи ратью на брата старшего, кто сядет князем киевским». Значит, не сына ромейки Анны мыслит отец оставить после себя. Что ж, пусть будет так. Он, Мстислав, слово отца блюсти станет, лишь бы блюли братья. Подумал о новом воеводе, Усмошвеце. Ещё зимой, при первой встрече, понравился он Мстиславу. Взгляд у него открытый, не таится.

Поблизости кашлянул дозорный. На фоне неба Мстислав разглядел его тёмную фигуру. Он тоже заметил князя, приблизился, заговорил:

— Князь Мстислав, это я, Василько. Узнал ли?

— Как не узнать старого товарища. А седни видел, как ты на лавке всю ночь добирал.

— Случалось, — рассмеялся молодой гридин. — То я с лавкой миловался. — Потом уже серьёзно спросил: — Князь, неужели не возьмёшь меня с собой?

— Почему не возьму? Я, поди, ещё не запамятовал, как мы с тобой пироги с поварни таскали.

— Егда[21] меня стряпуха за чуб ухватила?

— Было такое, — усмехнулся Мстислав. — Я тогда под рукой у неё прошмыгнул.

— Проворней меня оказался, а я пока кус поболе выбрал, она меня и заприметила да поучать зачала. — И Василько, вспомнив детские проказы, рассмеялся.

Мстислав тоже улыбнулся, потом проговорил:

— Поедем, Василько, на новые места. Не всё ж в Киеве тебе сидеть.

4

Для торгового человека Давида Русское море всегда гостеприимное. Сколько лет бороздит его ладья воды от Тмуторокани до Царьграда и от Царьграда до Корсуни, а оттуда снова в Тмуторокань.

Лицо Давида огрубело от солёного ветра, в постоянных тревогах и долгих дорогах посеребрило бороду, и только проницательные глаза не стареют, смотрят по-прежнему молодо.

Много лет минуло, как покинул Давид родной Чернигов, променял на Тмуторокань. Здесь, в этом приморском городе, торговлю повёл крупно. Возил в Византию мёд и пушнину. У местных рыбаков скупал рыбу вяленую. Из Византии доставлял камку[22] дорогую да ковры восточные. Покупателей на Руси немало: бояре и иные люди именитые по-византийски жить ладятся.