Земля обетованная

Благодаря этой системе — сочетанию передовых технологий, точной логистики, высококвалифицированных и преданных своему делу людей, которые в армии США работают лучше, чем в любой другой организации на земле, — многие солдаты, которые умерли бы от подобных ран во времена Вьетнама, теперь могли сидеть со мной у своей кровати, обсуждая достоинства команды "Медведи" против команды "Пэкерс". Тем не менее, никакой уровень точности или заботы не мог стереть жестокий, меняющий жизнь характер ранений, которые получили эти люди. Те, кто потерял одну ногу, особенно если ампутация была ниже колена, часто говорили, что им повезло. Двойные и даже тройные ампутации были не редкостью, как и тяжелые черепно-мозговые травмы, травмы позвоночника, обезображивающие раны лица, потеря зрения, слуха или любых других основных функций организма. Военнослужащие, с которыми я встречался, были непреклонны в том, что они не жалеют о том, что пожертвовали столь многим ради своей страны, и по понятным причинам обижались на тех, кто смотрел на них хотя бы с долей жалости. По примеру своих раненых сыновей родители, с которыми я встречался, старались выражать только уверенность в выздоровлении своего ребенка, а также свою глубокую гордость.

И все же каждый раз, входя в комнату, каждый раз пожимая руку, я не мог не замечать, как невероятно молоды были большинство из этих военнослужащих, многие из которых едва окончили среднюю школу. Я не мог не заметить ободки страдания вокруг глаз родителей, которые сами часто были моложе меня. Я не забуду едва подавляемый гнев в голосе отца, которого я встретил в один момент, когда он объяснял, что его красивый сын, который лежал перед нами, вероятно, парализованный на всю жизнь, праздновал в этот день свой двадцать первый день рождения, или пустое выражение на лице молодой матери, которая сидела с ребенком, весело журчащим на руках, размышляя о жизни с мужем, который, вероятно, выживет, но больше не будет способен к сознательному мышлению.

Позже, ближе к концу моего президентства, в газете "Нью-Йорк Таймс" появилась статья о моих визитах в военные госпитали. В ней чиновник по национальной безопасности из предыдущей администрации высказал мнение, что эта практика, независимо от того, насколько благими были намерения, не является тем, чем должен заниматься главнокомандующий, что визиты к раненым неизбежно омрачают способность президента принимать ясные стратегические решения. У меня возникло искушение позвонить этому человеку и объяснить, что я никогда не был так ясен, как во время полетов из Уолтера Рида и Бетесды. Ясно понимал истинную стоимость войны, и кто несет эти расходы. Ясно осознаю глупость войны, те печальные истории, которые мы, люди, коллективно храним в своих головах и передаем из поколения в поколение — абстракции, разжигающие ненависть, оправдывающие жестокость и заставляющие даже праведников из нас участвовать в кровавой бойне. Ясно, что в силу своей должности я не могу избежать ответственности за потерянные или разрушенные жизни, даже если я каким-то образом оправдываю свои решения тем, что я считаю неким большим благом.

Глядя через окно вертолета на аккуратный зеленый пейзаж внизу, я думал о Линкольне во время Гражданской войны, о его привычке бродить по временным лазаретам недалеко от места нашего полета, тихо разговаривать с солдатами, которые лежали на хлипких кроватях, лишенные антисептиков для борьбы с инфекциями или лекарств для снятия боли, повсюду стоял смрад гангрены, грохот и хрипы приближающейся смерти.

Мне было интересно, как Линкольн справился с этим, какие молитвы он произнес после этого. Он должен был знать, что это была необходимая епитимья. Я тоже должен был понести наказание.

Как бы ни были всеобъемлющи война и угроза терроризма, другие вопросы внешней политики также требовали моего внимания — в том числе необходимость управления международными последствиями финансового кризиса. Это было главной темой моей первой длительной зарубежной поездки, когда я отправился в Лондон на саммит лидеров Группы 20 в апреле, а затем в течение восьми дней посетил континентальную Европу, Турцию и Ирак.

До 2008 года G20 была не более чем ежегодной встречей министров финансов и управляющих центральных банков двадцати крупнейших экономик мира для обмена информацией и решения рутинных вопросов глобализации. Американские президенты предпочитали посещать более эксклюзивную "Большую восьмерку", ежегодную встречу лидеров семи крупнейших экономик мира (США, Японии, Германии, Великобритании, Франции, Италии и Канады) плюс Россия (которую по геополитическим причинам Билл Клинтон и британский премьер-министр Тони Блэр добивались включения в число участников в 1997 году). Все изменилось, когда после краха Lehman президент Буш и Хэнк Полсон мудро пригласили лидеров всех стран G20 на экстренную встречу в Вашингтоне — признание того, что в современном взаимосвязанном мире крупный финансовый кризис требует максимально широкой координации.