– Н-ну! – самодовольно ухмыльнулся Миняй. – Скоро урожай будет. Хоть горсточка, да своя. А ты? Посадил чего?
– Цветы в ящиках, знаешь, навесные такие.
– Где брал? У Филиппыча?
– Зачем? С Андреем сами сделали. А землю и рассаду во «Флоре».
– Дорого там.
– Зато без обмана, – возразил Эркин. – Слышал же, как нагрели одного.
– А то нет. На то и рынок, чтоб ушами не хлопал, – кивнул Миняй. – И всё цветами засадил?
– Комнатную цветами, а на кухонной травы всякие. Ну, там укроп, петрушка…
– И хорошо растёт?
– Знаешь, – Эркин смущённо улыбнулся, – я с этими экзаменами так замотался, что и не смотрел.
– Ну, это понятно, – согласился Миняй. – Навесные – это, конечно, здоровско. По всей длине сделал?
– Ну да.
Они уже подходили к дому. Эркин нашёл взглядом свои окна. Светилось кухонное, значит, Женя ждёт. Он попрощался с Миняем и вошёл в свой подъезд, поднялся по лестнице. Дом спит. Как всегда, в это время. Жене завтра рано вставать, а она его ждёт, не ложится. Он совсем про всё забыл, как в тумане жил, только про учёбу и помнил, а остальное… Ведь делал эти ящики, покупал рассаду и семена, сажал, и всё будто мимо него прошло. Он открыл свою дверь и вошёл.
Всюду темно, только в кухне свет. Эркин повернул защёлку верхнего замка и, не зажигая света, стал раздеваться.
– Эркин, ты? – позвала его из кухни Женя.
– Да, Женя, – готовно откликнулся Эркин. – Я сейчас, только руки вымою.
В ванной светло, нарядно, приятно пахнет любимым мылом Жени. Эркин вымыл руки, ополоснул лицо, разгоняя сонливую усталость.
На столе оладьи, сметана, чай, конфеты в вазочке. Эркин сел к столу и улыбнулся Жене.
– Женя, я…
– Поешь сначала, – улыбнулась Женя. – Ведь всё хорошо, так?
– Так, – кивнул он. – Всё хорошо. Но… я, – он ел и говорил сразу, – я как будто спал, а сейчас просыпаюсь. Женя, всё хорошо, но я… я обидел тебя, да?
– Ты что? – удивилась Женя. – Ничем ты меня не обидел. И не спал ты, ну, ты же всё делал, и работал, и по дому, и с Алиской возился, и с Андреем вы сколько сделали. Что ты выдумываешь, Эркин?
Эркин неопределённо повёл плечом. Он не знал, как объяснить Жене, что иногда на него… находит. И ведь в самом деле всё хорошо. Даже с Джинни, с мисс Дженнифер Джонс всё обошлось. И, вспомнив об этом, он улыбнулся.
– Да, Женя, всё хорошо. Даже… – он вдруг запнулся, сообразив, что тогда не рассказал Жене всего.
Она, улыбаясь, ждала, и Эркин, густо покраснев, опустил голову, сглотнул ставший вдруг безвкусным кусок оладьи.
– Женя, я… я не сказал тебе тогда… всего не сказал. Ну… ну, с Джинни…
– Я помню, – кивнула Женя. – Ты говорил, она была в том имении, где ты… жил.
– Да, – и как всегда, говоря о прошлом, он перешёл на английский. – И вот, понимаешь, в день, ну, когда нам Свободу объявили, хозяева сбежали, а она… то ли забыли её, то ли бросили, но она прибежала на скотную и за брикеты, ну, сена, спряталась. А я пришёл и услышал, что бык беспокоится. Бык злой был, кидался на всех.
Он рассказывал спокойно и обстоятельно. Женя слушала его, поставив локти на стол и подперев подбородок кулачками.
– Я уже вытащил её и вдруг подумал, что хозяйку спасаю, – Эркин смущённо улыбнулся. – Даже испугался. Ну, и стал ощупывать. А она отбивается, я сжал её, придавил. А как я узнаю? Ни по одежде, ни по чему ещё, я ж хозяйку не знал, видел только издали, да и то, по разам пересчитать можно. А в скотной темно. И тут вспомнил, что хозяйка серьги носила. Пощупал, а пальцы загрубели, не чувствуют ничего. И я, – он улыбнулся, – языком попробовал, ну, мочки ушей.
К его удивлению, Женя рассмеялась, и он тоже весело закончил:
– Понял, что не хозяйка, и ушёл. А она уже сама слезла с брикетов и ушла из имения. Ну вот, а тут я её встретил. И, – он перешёл на русский, – на уроке, когда она по-учительски заговорила, узнал. И испугался. Ну, что она меня тоже узнала.
– Эркин! – у Жени распахнулись глаза. – И чего ты испугался? Ты же её спас!
– Ну, Женя! – удивился её удивлению Эркин. – Это же… это как насилие.
– Что-что?! Эркин, да ты что, это же какой дурой надо быть, чтобы на тебя и такое подумать!
– Она подумала, – вздохнул Эркин. – Но… на выпускном, ну, когда она в яму провалилась, я её вытаскивал, – Женя кивнула. Она эту историю уже слышала, даже дважды. Сначала от Андрея, а потом от Нормы. – Ну, и она вспомнила, узнала меня. И потом мы поговорили, я… я объяснил ей. Как смог. Кажется, она поняла. Я… я не хотел её насиловать, у меня и в мыслях такого не было. Понимаешь?
– Конечно, Эркин. Ну, всё же уладилось?
– Д-да, – и более уверено: – Кажется, да.
– Ну и хорошо.
Эркин понимал, вернее, чувствовал: Женя не поняла его, не совсем поняла, но не знал, как объяснить. И потом… если он начнёт настаивать, подробно рассказывать, говорить о насилии – это напомнит Жене о том, джексонвиллском. Нет, не надо. Женя забыла и пусть не вспоминает. Он облизал ложку и отодвинул тарелку.
– Уф, спасибо, Женя, как вкусно всё.
– На здоровье, – улыбнулась Женя. – Ещё чаю?
Эркин кивнул. И, когда Женя налила ему вторую «разговорную» чашку, улыбнулся.
– Женя, я нижний замок не закрыл, вдруг Андрей придёт.