Земля обетованная

– Да, – кивает Бурлаков. – Абсолютно полное знание невозможно, – и улыбается Гале. – Да, многое уже не тайна. Но известно далеко не всё. И если собирать информацию, то надо это делать сейчас. А источник один – люди и их память.

Стол взрывается многоголосием.

– Но, Игорь Александрович, ведь «врёт как очевидец».

– И неужели ничего материально?!

– А имперские архивы?!

– Ничего бесследного нет!

– Хоть что-то, но должно же было уцелеть!

Бурлаков слушал этот взволнованный гомон, соглашался, спорил и пояснял. Да, в архивах СБ кое-что уцелело, там можно искать и кое-что найти. А у кого сейчас хватит сил читать протоколы допросов с отстранённым вниманием историка? С архивами СБ и вообще имперскими сейчас работают. Но не историки и с другими целями. Да, вы правы, исследование начинается с вопроса, ответ получают в результате поиска, а не ищут подтверждения уже готовой гипотезе. Да, цель не оправдывает средства, она их определяет, и замена средств меняет и цель. И многое уничтожалось вполне сознательно и целенаправленно. По отсутствию источника можно реконструировать, какие именно вопросы не хотели услышать. А расспрашивать людей? Как это делают фольклористы и этнографы? Да, каждое высказывание субъективно, но если опросы массовые, то можно вычленить статистическими методами. Но ведь и уцелевших немного. Для статистики маловато будет. Все дружно смеются, услышав давно ставшую крылатой фразу из какого-то старого, но всеми любимого фильма. А разговор продолжается. И как вы планируете эти расспросы? Расскажите, как у вас на глазах пытали вашего друга, а вы изображали, что видите этого человека впервые и вообще всей душой за Империю и рабство? Так? И что вам ответят?

– И не забывайте. Навыки конспирации въедливы. Будут отказываться и молчать просто по привычке.

– Точно, – кивнул один из студентов в гимнастёрке с нашивками за ранения и следами от погон. – Военная тайна! И всё тут.

Многие закивали, соглашаясь.

– Да…

– Кто служил, тот знает.

– А раз знает, то лишнего не скажет.

– И не спросит!

– Да, – кивает Строков. – Даже о революционном движении до сих пор нет объективного исследования.

– Но тех ветеранов всех опросили. Ещё когда!

– И результаты опросов положили в архив!

– Там же до сих пор архивы закрыты! – возмущается кто-то. – И зачем?! Столько лет прошло!

– Видимо, – усмехнулся Бурлаков, – Это ещё современность.

– А о войне…

– О войне ещё рано писать, – студент в гимнастёрке даже ладонью по столу прихлопнул. – Какая это история, когда боль живая.

– Так что?! Ещё сто лет ждать?! – возмущается Галя.

– Мы раньше вымрем, – отмахнулся он от неё. – Тогда и пишите. Что хотите. Из могилы не поспоришь.

На секунду ошеломлённое молчание и тут же возмущённый взрыв. Что считать историей? А что истиной? И возможна ли истинная история? Бурлаков с наслаждением окунулся в этот кипящий бестолковый и упоительно безоглядный спор, изредка переглядываясь со столь же наслаждающимся Строковым.

Спорили, болтали и пели уже у традиционного костра и засиделись бы до рассвета, но в раскоп надо идти выспавшись, а то ещё череп с берцовой перепутаешь.

Вернувшись в свою палатку, Бурлаков ещё немного посидел над своими записями. Вот от чего он совершенно отвык, так это от дневников. Отвыкал мучительно, вернее, приучал себя вести дневник только мысленно, без записей. И вот… опять можно писать. Даже странно. Да, и Маше письмо. Почта… через два дня. Почтальон оставит письма и заберёт готовые к отправке. Ждать, пока прочтут и напишут ответы, не будет, ну, часок его за чаем продержат, но не дольше. Так что, пишем сейчас, а тогда только приписочка в конце по обстоятельствам. Вот так. И не думать о прошлом, как это ни трудно. Не думать. Когда-то ты умел держать себя в руках. Вот и держи. Вот и молодец.

Американская Федерация

Алабама

Графство Олби

Округ Краунвилль

«Лесная Поляна» Джонатана Бредли

После гроз всё будто с новой силой пошло в рост. Саймон гордо показывал Джонатану сад.

– Так что, масса Джонатан, совсем оправилась, – он ласково погладил ствол яблони, – это хорошая яблоня, масса, её обожгло тогда, а теперь выздоровела. Она даст много яблок, масса.

– Хорошо, Саймон, – Джонатан с улыбкой оглядывал усыпанные начавшими созревать плодами деревья. – А груши как?

– Две очень хорошие, масса, остальные ещё болеют. Одну вырубить надо, масса, – Саймон горестно вздохнул. – Умерла, масса.

Вздохнул и Джонатан.

– Тогда руби, конечно. Остальное ещё раньше расчистили.

– Да, масса, остальное в порядке, масса.

Да, как Саймон взялся за сад и огород, так и стало в порядке. Всё растёт и плодоносит, как ему и положено.

– Мелюзга не шкодничает? – улыбнулся Джонатан, заметив в кустах мордашку Тома.

– Как можно, масса?! – выкатил в притворном ужасе белки Саймон и уже серьёзно: – Зачем шкодничать, если по правилам можно.