В самом деле, несмотря на гордое звание экспресса, автобус был хуже того, на котором Эркин ехал тогда в Центральный лагерь в Алабаме и даже того, что Тим брал для их выпускного. И меньше, и кресла не такие мягкие, и без чехлов, и багажного отделения внизу нет. Чего ж так? За такие-то деньги… Или… или этот автобус нормальный, а там они шиковали за комитетский счёт, а билеты дорогие за то, что остановок мало.
– Андрей.
– М? – оторвался от дороги Андрей.
– Ты из регионального в центральный, ну, лагерь, в таком же ехал?
– Чего? – не сразу понял Андрей. – Ты про что?
– Ну, беженский лагерь, в Алабаме, мы там сначала в региональном были, а как визу получили, так нас в Центральный перевезли, в Атланту.
– Не-а, – засмеялся Андрей. – Я сразу из комендатуры в Центральный, на попутке.
Эркин улыбнулся.
– Я в региональный тоже на попутке ехал. А тебя чего сразу в Центральный?
О возвращении Андрея, как он добирался до России и Загорья, они ещё не говорили. Сначала Андрей просил не расспрашивать, потом как-то к слову не приходилось. Андрей охотно поддержал разговор. Обо всём, что было после первого марта, он говорил свободно.
– Нет, я сразу в Центральный попал. Уже там визу ждал.
Андрей улыбнулся воспоминанию. Улыбнулся и Эркин.
Дорога то ныряла в ложбину, то взбиралась на холм.
– Ну, пошло Черногорье, – сказал кто-то сзади.
– Черногорье? – удивился Андрей. – Вот это горы?!
– А ты пешком по ним потопай, тогда и поймёшь… – откликнулось сразу несколько голосов, и понеслось: – Ага, и прочувствуешь… Невелика горушка, да тяжела коробушка… А чем не горы…
Андрей, к удивлению, Эркина, ни спорить, ни огрызаться не стал, а только кивнул.
– Потому и Загорье?
– Ну да…
– А Ровеньки тогда…
– А щас увидишь.
Автобус взобрался на очередной холм и покатил по ровному к сияющей среди садов церковной колокольне. Автобус снова загудел общим разговором.
– Ишь, ровеньские-то гордятся, вызолотили купола…
– А как ни золоти, дьячок не протрезвеет.
– А что, не полегчало ему?
– От запоя одно лечение – воля своя да милость божья.
– От запоя опохмелкой лечатся, – фыркнул Андрей.
Мужчины ответили ему дружным гоготом.
Автобус остановился на площади у церкви. Вышло человека три, а сесть попыталось не меньше десятка.
– Ну, куда, к-куда? – зарычал шофёр. – До Сосняков едем, ну, куда ты прёшься, до Ивановки твоей и пешком дотопаешь, а стоя нельзя, не положено, понял, нет, сказал, нет мест, всё, нету, рейсового ждите.
Но влезли и разместились все. Сидели теперь втроём на двухместных скамейках, проход заполнили мешки и корзины, и все разговоры теперь о ценах да продажах, и каков торг сегодня будет.
– Святой день сегодня, а вы бесовским делом, тьфу! – возмутилась сидевшая перед Эркином женщина в белом, хрустким от крахмала платочке и чёрной шали на плечах. Он неё вкусно пахло свежевыпеченным хлебом.
– Не плюй, бабка, в колодец, – тут же наперебой ответили ей.
– Вот ты за нас и отмолишь…
– А тебя чего несёт?
– Место занимаешь, ага!
– Ну и сидела бы себе в церкви безвылазно…
– А что за праздник? – спросил Эркин.
Спросил он тихо, но она за общим шумом расслышала и сердито обернулась к нему.
– Ну, чисто нехристь! – увидела его и закончила уже мягче. – Хлебный Спас сегодня.
– Спасибо, – улыбнулся ей Эркин, хотя смысл праздника не понял.
Автобус вдруг остановился прямо посреди дороги.
– На Ивановку поворот, – объявил, оборачиваясь, шофёр.
Двое из севших в Ровеньках расплатились и вышли, захватив свои мешки и корзины. Стало чуть посвободнее.
И ещё были две остановки прямо на дороге у нужного порота и развилки. Андрей догадался, что пассажиры сверх нормы – это уж прямой заработок шофёра, и ухмыльнулся. Эркин увидел эту ухмылку и понимающе кивнул.
Торжище оказалось городом чуть меньше Загорья. Они увидели его на съезде с холма, и Андрей сразу сообразил, что как Загорье прилеплено к заводу, так Торжище к ярмарке. А веселье здесь, пожалуй, как в Бифпите.
Когда автобус, миновав поворот на ярмарку, плавно покатил к центру, сразу поднялся шум.
– Эй, ты куда?!
– К ярмарке же нам!
– А ну, давай сворачивай!
– Про «давай» ты жене говори! – огрызнулся шофёр и спокойно, даже официально объявил: – Остановка на автовокзале.
– На хрена нам вокзал твой!
– Это оттуда переться будем?!
– На хрен!
– Место упущу, так с тебя убыток стребую!
– Давай здесь высаживай!
– Да чёрт с вами, высаживайтесь.
С треском распахнулись двери, и к выходу поволокли мешки, корзины и ящики. Эркин сразу вспомнил приезд в Центральный лагерь, но здесь ему никуда не надо было бежать, и он продолжал благожелательно глазеть по сторонам.
Полупустой автобус, ставший сразу очень просторным и даже теперь меньше дребезжащим, плавно катил по зелёным от пышных садов улицам. Центральные улицы с двух-трёхэтажными кирпичными домами, небольшая площадь с обелиском посередине, снова улицы и наконец автовокзал. Серое приземистое здание и перед ним асфальтовый простор, утыканный по кругу столбиками с дощечками названий окрестных деревень и городков. К изумлению Эркина и Андрея, у некоторых столбов стояли повозки с запряжёнными лошадьми.
– Совсем интересно, – пробормотал Андрей.