Вечерний Царьград сверкал и переливался разноцветными огнями, и Бурлаков, стоя у вагонного окна, жадно, как впервые, разглядывал свой город. Он так давно не видел его таким, сияющим и нарядным, не празднично иллюминированным, а обычным вечерним. Столица снова стала столицей. В прошлом бомбёжки и страшные угрозы десантов, вся война в прошлом, стремительно проваливается туда, в яму истории, к давним набегам и смутам. А он сам… он помнит Царьград и военным, и довоенным. Неужели он настолько стар? Ведь целое поколение выросло во время войны, и для них что начало войны, что революция, что росские князья – всё одно, древняя история. А он… доисторическое ископаемое, вроде динозавра.
Поезд замедлял ход, сиплый динамик поздравил пассажиров и пожелал им счастливого отдыха. Завтра первое сентября, и, хотя у него лекции со следующего понедельника, но отдыхать не придётся. Библиотека, Комитет, Университет… да, побегает он по этому треугольнику.
Залитый холодным белым светом перрон за окном, толкотня в проходе… Бурлаков вернулся в купе за вещами, попрощался с попутчиками и вышел. Мешок на плече, сумка в руке, пропахшая дымом и смолой штормовка… возвращения с поля. Почти как раньше. До войны, до… до всего. Он возвращается домой, и дома его ждут.
Но квартира встретила его тёмной тишиной. Он включил свет, сбросил на пол у вешалки сумку и мешок.
– Маша!
Но он уже чувствовал, что её нет, квартира пуста. В кухне на столе записка. Уехала в санаторий, забрала с почты его корреспонденцию, лежит в кабинете на столе, ужин в духовке, целует, будет через две недели. Да, неконспиративно, но даже по почерку видно, с каким удовольствием писался открытый, без иносказаний и шифра, текст. Получается, что разминулись они… да всего на шесть часов. В духовке мирно ждёт своего часа, закутанный в фольгу, противень с пирогом. Наверняка, с мясом и луком, фирменный. Ну что ж, в одиночестве тоже есть своя прелесть. Возможность полностью расслабиться, никого не стесняться, забыть о всех приличиях… он один, в своём доме, никого не ждёт, а если кто и сунется, то… то просто не откроет дверей.
Памятное со студенчества чувство даже не свободы, а воли… и, чтобы не потерять его, он не тронул стопки писем на столе. Это на завтра. Газеты все устарели, их на просмотр, а вот книги… он взял брошюры. Каталог издательства, «Археологический вестник», анонс возобновления «Вопросов истории», ну, это можно и в кровати просмотреть.
И заснул сильно за полночь, рассчитывая выспаться с утра.
Рейс был не самым удобным: так рано контора ещё закрыта, хотя… он свободно может заехать на квартиру, привести себя в порядок, и если Джонни в загуле, то тем интереснее получится. К тому же сегодня – первое сентября, и надо будет если не заскочить, то позвонить Ларри, поздравить его.
В аэропорту Колумбии первым ему попался на глаза полицейский осведомитель, и Фредди невольно усмехнулся: всё меняется, только полиция неизменна. Повели? Ну и пусть ведут, хрен им в глотку, он своё сделал, а они пусть его теперь в задницу поцелуют. И утро солнечное, ясное, под стать настроению. Небрежно помахивая кейсом, Фредди прошёл на стоянку такси.
В квартире, как он и ожидал, было пусто. Но Джонни явно в городе. Вряд ли будет сегодня работать, без него в серьёзную игру не сядет, так что, скорее всего у милашек. Тоже нужно. В своей спальне Фредди бросил кейс на кровать и пошёл в ванную. Бритьё, душ, и часок можно соснуть. Устать он особо не устал, конечно, но надо успокоиться. Чтобы лендлорд у него как бычок на ременной петле попрыгал. И со Стэном надо рассчитаться. Он обещал дать знать. Как бы это провернуть почище?
С этими мыслями он и заснул, рухнув на кровать поверх покрывала рядом со своим кейсом. И проснулся от насмешливого голоса:
– Дрыхнешь, ковбой?
– За стадом младшие приглядят, – ответил Фредди, не открывая глаз.
– Может, тебе ещё кофе в постель подать?
– Двойной и без сахара, – тем же флегматичным тоном парировал Фредди.
– Нахал ты, сволочь грамотная.
Фредди открыл глаза.
– Ну, вот теперь нормально. Ты как, Джонни?
– Я-то в порядке, а ты чем в самолёте занимался, что так рухнул?
– Ничем особенным.
– Трахнул парочку стюардесс, понятно.
– Не завидуй, Джонни. И не в твоих угодьях, понял?
Последнее слово он выдохнул по-ковбойски, и Джонатан рассмеялся.
– Вставай, кофе готов.
– Первая стоящая фраза, – Фредди рывком встал. – Бумаги потом?
– Всё потом.
Фредди усмехнулся.
– Ладно, тебе виднее.
Джонатан подозрительно посмотрел на него.
– Та-ак… а ну, выкладывай.
– Решил, значит, решил, – внушительно остановил его Фредди. – Ты ж сам сказал, что потом.
Джонатан ещё раз оглядел его и, решив, что спорить бесполезно, кивнул. Фредди повёл плечами, расправляя мышцы, и подтянул пояс на халате.
– Пошли. Проверю, как ты кофе варишь.
Джонатан рассмеялся. Что у него кофе получается лучше, чем у Фредди, им было известно ещё с Аризоны.
Отхлебнув чёрного кофе, Фредди тоном знатока изрёк:
– Неплохо. Но я встречал и получше.
– Интересно, где?
В голосе Джонатана прозвучала искренняя обида, и Фредди чуть сбавил тон.