— Нет, не так. Тебе бы все равно снились кошмары. Может, даже и похлеще, чем сейчас.
— А мне иногда кажется, будто я этой женитьбой Лину предал. Но мне было так худо! И потом, это же совсем иначе. Иначе, чем с Линой, понимаешь?
— Бедная женщина, — вздохнул я.
— Кто? Лина?
— Да нет. Твоя нынешняя жена.
— Она не жалуется. Она вообще тихая. Сорок лет. И тоже, по-моему, рада, что больше не одна на свете. Хотя не знаю. — Розенталь посмотрел мне в глаза. — Ты думаешь, это предательство? Ночью иной раз мысли так и одолевают. Эти глаза! И лицо. Белое, как полотно, и только глаза кричат. И спрашивают. А может, не спрашивают? Ты-то как думаешь? Мне же тут об этом и поговорить не с кем. Вот тебя встретил — тебя и спрашиваю. Только не жалей меня. Скажи честно, что ты об этом думаешь?
— Не знаю, — проговорил я. — Одно с другим никак не связано. В жизни чего только не случается. Все ужасно перепутано.
Розенталь ненароком опрокинул свою рюмку. Он тут же подхватил ее и поставил на место. Тяжелая, чуть маслянистая жидкость лужицей растеклась по столу. Я думал о своей жизни, о многих вещах сразу.
— Так что ты думаешь? — наседал Розенталь.
— Не знаю. Одно другому никак не поможет. Лину у тебя жизнь отняла. Смотри, как бы тебе не потерять и ту женщину, с которой ты сейчас живешь.
— То есть как? Ты о чем? С какой стати я должен ее потерять? У нас вообще не бывает скандалов. Никогда.
Под его неотступным взглядом я отвел глаза. Я не знал, что ему сказать.
— Человек — это всего лишь человек, — промямлил я наконец. — Даже если ты его не любишь. — Я ненавидел самого себя, произнося эту фразу. Но другой у меня не было, — и, наверное, женщина только тогда счастлива, когда чувствует, что она тебе небезразлична, — сказал я, ненавидя себя за эту банальную фразу еще больше.
— Что значит «счастлива»? При чем тут счастье? — Розенталь меня не понимал.
Я сдался.
— Хорошо, что у тебя кто-то есть, — сказал я.
— Ты думаешь?
— Да.
— И это не предательство?
— Нет.
— Ну ладно.
Розенталь встал. Подошла Мицци.
— Позволь мне заплатить, — сказал он. — Прошу тебя.
Он расплатился и подхватил ковер под мышку.
— Такси здесь можно взять?
— На углу.
Мы вышли на улицу.
— Будь здоров, Людвиг! — сказал Розенталь, снова надевая свои золотые очки. — Даже не знаю, рад ли я, что тебя встретил. Наверно. Наверно, да. Но не уверен, захочу ли повстречать тебя снова. Ты меня понимаешь?
Я кивнул.
— Я и сам не особенно рассчитываю когда-нибудь попасть в Цинциннати.
— Мойкова нет, — сообщила мне Мария Фиола.
— А холодильник он не запер? — спросил я.
— Она покачала головой.
— Но я пока что водку не крала. Сегодня.
— А мне срочно требуется рюмка, — заявил я. — Причем настоящей русской водки. Которую прислала мне в подарок одна шпионка. Кое-что там еще осталось. На нас обоих.
Я полез в мойковский холодильник.
— Там нет, — сказала Мария. — Я уже смотрела.
— Да вот она. — Я извлек бутыль с наклеенной этикеткой «Осторожно — касторовое масло!». — Цела! А этикетка — простейшее средство, чтобы отпугнуть Феликса О'Брайена.
Я извлек из холодильника две рюмки. В теплом воздухе каморки их стенки сразу запотели.
— Ледяная! — сказал я. Как и положено.
— Ваше здоровье! — сказала Мария Фиола.
— И ваше! Хорош напиток, правда?
— Даже не знаю. Какой-то привкус маслянистый. Вроде касторкой отдает, нет?
Я ошарашенно посмотрел на Марию. «Ну и фантазия!» — пронеслось у меня в голове. Боже упаси меня на старости лет!
— Нет, — сказал я твердо. — Нет никакого маслянистого привкуса.
— Если хотя бы один из нас в этом уверен, уже хорошо, — философски заметила она. — Можно не опасаться беды. А что там внизу в этой шикарной посудине?
— Гуляш, — сообщил я. — Крышка заклеена скотчем. Опять-таки от прожорливого Феликса О'Брайена. Я не смог придумать этикетку, которая его удержала бы. Он ест все без разбора, даже если написано, что это крысиный яд. Поэтому пришлось прибегнуть к скотчу. — Я сорвал клейкую ленту и поднял крышку. — Настоящая венгерская кухарка готовила. Подарок сочувствующего мецената.
Мария Фиола рассмеялась.
— Вас, я смотрю, просто осыпают подарками. А эта кухарка — она хорошенькая?
— Она неотразима, как всякий тяжеловоз, и весит под центнер. Мария, вы сегодня обедали?
Глаза ее кокетливо сверкнули.
— Что бы вам хотелось услышать, Людвиг? Манекенщицы питаются только кофе и грейпфрутовым соком. Ну, и галетами.
— Отлично, — ответил я. — Значит, они всегда голодны.
— Они вечно голодны и никогда не могут есть то, что им хочется. Однако изредка они делают исключения. Например, сегодня. Когда видят гуляш.
— Вот черт! — вырвалось у меня. — У меня же нет бойлера, чтобы это согреть. И я не знаю, есть ли бойлер у Мойкова.
— А холодным его есть нельзя?
— Боже упаси! Можно схватить туберкулез и сухотку мозга. Но у меня есть друг, у которого целый арсенал электроприборов. Сейчас я ему позвоню. И он одолжит нам бойлер. А пока что вот маринованные огурчики. Идеальная закуска ко второй рюмке.
Я подал огурчики и позвонил Хиршу.
— Роберт, ты можешь одолжить мне бойлер? Я хочу подогреть гуляш.
— Конечно. Какой масти?
— Гуляш или бойлер?