На экране появились два документа. Первый документ показывал, что восемьдесят тысяч долларов с нашего общего счета перешли на частный счет, который я завел в свои холостые дни. Документы были подписаны нами обоими, как и положено в таких случаях. Наши совместные сбережения, переведенные на второй счет, тут же перенеслись на другой счет, о котором я никогда не слышал.
— Это подделка, — сказал я. — Я никогда не подписывал этих документов. К тому же подпись Мириам совершенно не похожа. Если я помню правильно.
Сюзанна кивнула.
— Я провела почерковедческий анализ. Эксперты сказали, что твоя подпись на девяносто процентов подлинная. Ее подпись подлинна только на десять процентов.
— Да это смешно! Зачем бы мне понадобились эти деньги?
— Могу тебе объяснить. Ты пытался перевести их за границу. На втором чеке требовалась лишь твоя подпись.
Она показала мне письмо из банка в Лихтенштейне. Я увидел на документе мифическую птицу с остроконечными крыльями и головой дракона.
— Деньги туда так и не поступили. Они заморозили перевод в понедельник после убийства и взяли деньги в качестве компенсации понесенных расходов.
— Где, черт возьми, этот Лихтенштейн? Что такое Лихтенштейн?
— Это маленькое княжество в Европе. Между Швейцарией и Австрией. В восьмидесятых годах люди отмывали там деньги.
Я ткнул пальцем в экран. Она уставилась на палец, пока я его не убрал. Плохие манеры, понимаю.
— Я не снимал денег с нашего общего счета. Не пытался перевести их в другую страну. Я о ней даже не слышал. Кто-то подделал мою подпись, Сюзанна. Ты же знаешь это.
Она кивнула.
— Я бы оспорила, если бы это было необходимо. Почерковедческий анализ — серьезная вещь.
— Так почему не оспорила?
— О господи, Бирс! Не заставляй меня повторять одно и то же! Я пыталась сохранить тебе жизнь, и то, в чем тебя обвиняли, было чрезвычайно серьезно. Неужели ты думаешь, что это я представила в банк документ, согласно которому ты снял с семейного счета все деньги и перепел их за границу за день до убийства? Подумай сам.
Я подумал. Она была абсолютно права.
— Я старалась представить тебя как хорошего, ответственного мужа и отца, — продолжила Сюзанна. — Но говорить об этом перед судом присяжных — значит внушать им сомнения, которых и так было уже в избытке. Кстати, если бы даже они поверили в то, что эти подписи подделка, что бы это тебе дало? Это был настоящий банковский счет. Кто-то открыл его. Если я не ошибаюсь…
Она снова забарабанила по клавишам. Что-то выскочило на экран. Я снова увидел логотип с фантастической птицей и ряд цифр.
— Это до сих пор здесь.
Даже финансовый кретин вроде меня мог прочитать то, что было на экране. 2 июля 1985 года, за три недели до гибели моей семьи, я, оказывается, открыл счет и положил на него двести долларов. С годами эта сумма уменьшилась до тринадцати долларов и пятидесяти центов. Думаю, Лихтенштейн или как там его до сих пор надеется.
— Это означает, что нас кто-то заказал.
— Кто? — спросила она.
— Не знаю! В этом должны были разобраться копы!
Слова выскочили сами собой.
— Ты сам был копом, — напомнила она. — Если кто-то и способен был предотвратить это, так это ты. Прав ты или нет — думаю, что прав, — но я почувствовала, что нам бы это принесло больше вреда, чем пользы.
Она пробуравила меня глазами.
— Кстати, ты действительно не хочешь знать, что мне лично пришлось сделать, чтобы вывести это из судебного рассмотрения? Это было за пределами чувства долга. Даже для меня.
Я чувствовал себя жалким дураком. Подошел к кровати, сел на краешек, положил руки на колени и постарался понять хоть что-то из того, что она мне сказала. Сюзанна всегда видела правду и скрывала ее от меня ради моего блага. Кто-то вырвал сердце у моей семьи и сделал это методично, расчетливо, нагло, прямо у меня под носом.
Она подошла, села рядом со мной.
— Не сдавайся, дорогой, — сказала она. — Это было тогда. Сейчас по-другому.
— Я заметил, — сухо сказал я. — Получается, я сбежал из тюрьмы. В то же время я казнен.
Она кивнула.
— Все так. Я могу с этим работать. Если правильно это разыграем, все будет хорошо.
Я покачал головой.
— Что случилось в это утро, Сюзанна? Почему им понадобилось объявить меня мертвым?
— Может, потому, что они хотели скрыть факт твоего освобождения. Другой причины я не вижу.
— Нет… Стэплтон сказал, что Солера сознался. И судья при этом присутствовал.
Она взяла мое лицо в свои руки и тихонько покачала мою голову.
— Не думай об этом, Бирс. Взорвешься. С тех пор как я виделась с тобой в прошлом году, никто со мной о твоем деле не заговаривал. Его не выносили в суд. То, что они тебе говорили, ложь от первого до последнего слова. Я имею в виду… четыреста шестьдесят тысяч долларов. Если тебя упрятали за решетку на двадцать три года по ложному основанию, мы смогли бы запросить с них куда больше. — Она поправилась. — Мы запросим с них гораздо больше. Обещаю.
— А сейчас?
Она улыбнулась. Сюзанна временами выглядела такой невинной, исполненной сочувствия и понимания, что невозможно было поверить в то, что в этот момент она думает о ком-то другом. Во всяком случае, меньше всего о себе.