Земля обетованная

Нужда делает людей изворотливыми. Она слышала, что Дуглас работает над фильмом о Мерлине Рейвене, позвонила ему в Би-би-си и исхитрилась следующий свой гелефонный звонок приурочить к тому дню и часу, когда у Дугласа в кабинете сидел Лестер. Дуглас оказался надежным сообщником. У Эммы было приготовлено четкое предложение: не встретит ли ее Лестер в следующее воскресенье в Риджентс-парке около трех часов дня возле раковины для оркестра? Никаких обязательств.

никаких сцен, никаких истерик, просто чтоб поговорить. Лестер согласился.

Он пришел первый. Она глазам своим не поверила и решила сразу к нему не бежать. Лестер сидел бледный и, как ей показалось, печальный. Темные ботинки, темные брюки, белая рубашка с отложным воротничком; пиджак лежал рядом на траве — по всей вероятности, чтобы быть использованным в качестве подушки. Он курил, излишне часто затягиваясь. Счастье, по всем признакам, снова изменило ему. Эмма стояла в отдалении и, сознавая всю глупость этого, старалась наслать на него добрые флюиды. Ее чувства совершенно не изменились. Но воля окрепла, и тактический план был готов. Ей нужно думать о ребенке.

Сперва Лестер не узнал ее; он с интересом смотрел на тонкую привлекательную и весьма «аристократичную» молодую особу в большой соломенной шляпе, обвитой красной лентой, с корзинкой на руке — прямо Вишенка из сказки, — которая шла через лужайку, помахивая ему; платье обольстительно льнуло к телу, длинные волосы развевались на ветру — ишь ты, прямо как с рекламы, подумал он. И вдруг выяснилось, что это великолепие само идет ему в руки. Лестер невольно встал. Это движение можно было истолковать как дань — пусть несознательную — ее до неузнаваемости изменившейся к лучшему внешности. Она упала ему в объятия и крепко прижалась. Давненько судьба не дарила его такими подарками!

Не успели они усесться, как Эмма принялась распаковывать свою корзинку — сказав, что сама она еще не завтракала, а Лестер вообще ест когда попало. Мать дала ей с собой белую салфетку, которую Эмма и расстелила на траве, а на нее поставила маленькие корзиночки с малиной и клубникой из собственного сада, два пирога, цыпленка, кусок телятины, свежеиспеченный хлеб, сыр местного производства, свои помидоры и салат-латук, правда не очень хороший, зато в изобилии, много крупной редиски и наконец яблочный пирог. А еще она купила по дороге четыре банки пива.

— Садись, — сказала она, — я умираю с голоду.

Лестер открыл банку пива и залпом выпил половину. Затем он набросился на еду. Еда была первоклассная; то, что есть приходилось, сидя на траве, затрудняло разговор, однако это его устраивало — он был сбит с толку нахлынувшими беспорядочными мыслями и впечатлениями. Его тронуло, что она заботливо принесла еду для них обоих и особенно что пиво было его любимой марки. Новоявленная же ее привлекательность несколько ошеломила его. Что такое была прежде Эмма? Резиновая надувная кукла, доброжелательная толстуха из низкопробного кабака, да, славная, но если уж говорить серьезно, то всего-навсего баба, к которой можно обратиться в трудную минуту, в тяжелых обстоятельствах. А стала красавицей. Тут спорить не приходилось. Он видел, как поворачивались, будто по команде, мужские головы, когда она плыла к нему по лужайке, и, пристально, оценивающе вглядевшись, понял, что их привлекало. Фактура высокого качества!

И тут же он слегка забеспокоился. Если она могла так перемениться внешне, может, она и внутренне изменилась? Он пришел на это свидание — хотя сам в этом никогда не признался бы, — потому что ему хотелось побыть в компании человека, высоко его ставившего, который помог бы и ему почувствовать себя хоть немного выше среднего. Рейвен его выставил — хотя и не грубо и вручив при прощании некоторую сумму; Дуглас, правда, делал вид, что ценит помощь Лестера, но было совершенно ясно, что обойтись без него двоюродный брат может прекрасно. Кроме того, он еще не забыл обиды, понесенной от Дугласа в Нью-Йорке, когда тот его перепил и перехитрил. Короче говоря, он снова оказался у разбитого корыта. Не знал, что предпринять. А Эмма со своей щенячьей преданностью как раз и могла помочь ему встряхнуться, вдохнуть в него бодрость. И вдруг перед ним оказалась эта соблазнительная особь женского пола. Он решил предоставить инициативу ей.

Чтобы не молчать, он подобрал книгу, которую Эмма принесла с собой, опасаясь, как бы ей не пришлось коротать послеобеденные часы в тягостном одиночестве.

— «Наш общий друг», — прочел он, — Чарльз Диккенс. Интересная?

— Да, — ответила Эмма, подумав. Ее восхищала — и одновременно пугала — способность Лестера моментально пресечь любую ее попытку что-то изобразить из себя. Она никогда не притворялась перед ним — так было безопасней.

— Диккенса мы читали в школе, — сказал он. — Мне нравилось. Ну и потом, фильмы смотрел: «Крошка Доррит», «Мистер Пиквик». Ничего себе. Ты что, читаешь ее всю подряд?

— Да.