Но он терпел, рассчитывая приобрести опыт работы и еще — что уж там скрывать — ради постепенно слабеющей надежды снова наладить отношения с Мерлином через Дугласа. Однако Дугласу, судя по всему, было наплевать на Мерлина. Казалось, он даже не задумывался над тем, что из знакомства с Мерлином можно кое-что извлечь. Лестер ничего не мог понять. Не похоже было, чтобы Дуглас так уж хорошо зарабатывал — по нему, во всяком случае, сказать этого было нельзя. Жил он в однокомнатной квартирке размерами поменьше даже лестеровской; одевался так себе, свободное от работы время тратил на то, чтобы посидеть у Мэри или сходить куда-нибудь с Джоном. В общем, житуха незавидная.
Никакого напора, никакого натиска, с раздражением думал Лестер.
И все ж таки удача сопутствовала Дугласу, отчего Лестер и продолжал ходить в монтажерскую, а потом шел в свою игорную лавку, петляя по столь милым его сердцу грязным улочкам. Там он мог беспрепятственно играть роль человека (а о такой роли он давно мечтал), который знакомится с тем, как ведутся дела, чтобы осуществить в будущем какой-то свой проект, и
Эта получка была ему хорошим подспорьем. Да и работа — хотя Лестер никогда не признался бы в этом — доставляла ему удовольствие. Букмекерство нравилось ему, нравилось тереться возле лошадей, собак и жокейской братии. Тут он был на своем месте. Он мог дать совет, на кого ставить, угадать победителя в гандикапе не хуже прочих знатоков — так по крайней мере он хвастал Дугласу, и здесь он не врал. Время шло, и у него начал зреть честолюбивый замысел, вполне разумный и осуществимый. Хорошо бы подкопить деньжат, думал он, и открыть букмекерскую лавку где-нибудь в провинции — не в Камбрии, где его каждая собака знает, а в каком-нибудь местечке, где он никогда не бывал. Он стал бы ходить на ипподром, облюбовал бы себе постоянное место, установил доску, на которой писал бы мелом имена предполагаемых им победителей в следующем заезде, заключал бы пари; таким путем он смог бы стать частью этой толпы, смотреть скачки, завести знакомства среди жокеев и владельцев лошадей,
Лестер серьезно заинтересовался своей работой. Стал расспрашивать. Он ведь и правда пришел сюда, желая хорошенько во всем разобраться, прежде чем открыть собственное дело. И тут произошла странная вещь. Пока он «играл роль», был окружен ореолом новизны, пока считалось, что за ним стоит баснословно богатый Рейвен, отношение к нему было прекрасное. Но стоило ему заинтересоваться букмекерством по-настоящему: начать задавать вопросы, делать заметки, приходить спозаранку и задерживаться допоздна, — как окружающие забеспокоились. Поднялась тревога. В души трех других его сослуживцев закралось опасение — как бы чего не вышло. Уж не шпионит ли Лестер, уж не осведомитель ли он. Они сообщили об этом Лачфорду.
Лачфорд насторожился. Он занимался перепродажей краденых автомобилей, имел долю в одном из фулемских клубов с репутацией отнюдь не безупречной; он временами прибегал к помощи темных личностей, чтобы снять с чужого грузовика несколько ящиков с каким-то товаром, всегда мог раздобыть прекрасную чернобурку за четверть цены или достать за бесценок часы от Картье; у него была связь с Амстердамом и аэропортом Хитроу. Лачфорд был дельцом.
Он подождал, чтобы лавка закрылась, и пригласил Лестера — одного из всех — к себе в заднюю комнату выпить пива. Вот это да! — подумал Лестер, послужит уроком остальным, а то последнее время они что-то начали похамливать. В общем-то ему на это плевать, все нужные сведения он уже собрал. Сейчас его занимал вопрос финансов. Он подсчитал, что ему понадобится тысяч десять. Где достать такую огромную сумму? Но это обеспечило бы его на всю жизнь.