Земля обетованная...

Вскоре машина с владельцем Экспортно-импортного бюро умчалась, оставив позади себя облако пыли и вонючего дыма. Постепенно пыль осела, дым развеялся, а Хаим продолжал стоять в раздумье, мысленно повторяя только что сказанные Симоном Соломонзоном слова: «Единый народ, единая нация с единым государством — Исраэль!» Где-то Хаим уже слышал это или что-то подобное. Но где и от кого? «Единый… единая… единое… Исраэль!» Да, он явно слышит это не впервые! Чтобы освежить уставшую от бессонной ночи голову, Хаим побежал в туалет, чтобы умыться. Но и это не помогло. Снова и снова он мысленно твердил: «Единый народ, единая нация с единым государством — Исраэль!»

Хаим не выдержал, зло чертыхнулся и сплюнул:

— Вот зараза!

Из кабины вышел грузчик. Кроме Хаима, в туалете никого не было. Грузчик понимающе посмотрел на него и сказал:

— Это правда. Зараза здесь и зловоние страшные!

И грузчик тоже смачно сплюнул.

9

Произнесенное Симоном Соломонзоном кредо — «Единый народ, единая нация, единое государство» — по-прежнему не давало покоя Хаиму. И чем больше он напрягал память, пытаясь вспомнить, где однажды уже слышал эту фразу, тем назойливее, словно испорченная граммофонная пластинка, повторял ее.

Набившие оскомину слова «отвязались» от него лишь в ту минуту, когда раздался хриплый окрик Кноха — «паровоза», возвестивший о возобновлении разгрузки прессованного сена с австралийского судна. На причале снова все пришло в движение, но теперь уже не было ни особой спешки, ни четкого порядка, ни тишины и таинственности, при которых происходила разгрузка ночью. То и дело раздавались резкие гудки грузовиков, прибывающих за сеном, ругань и окрики шоферов, рев моторов отъезжающих автомашин, на ходу балагурили и бранились грузчики.

— Эй вы! — проходя мимо Хаима, бросил Давид Кнох. — Там ваш хавэр на части разрывается…

И опять Хаим не был уверен в том, что правильно понял главного экспедитора, то ли он посылал его к Ионасу, то ли просто сказал так, для встряски.

— Извините, хавэр Дувэд Кнох! Машины гудят, я не расслышал, — нагнав главного экспедитора, сказал Хаим.

— Вы что, за компанию с женой оглохли? — зло ответил Кнох. — Я слышал, она у вас, кажется, глухонемая.

Ошеломленный Хаим остановился. Кровь прилила к его лицу. В это мгновение он потерял контроль над собой и готов был достойно ответить на грубую бестактность Кноха, но тот круто свернул к трапу и быстро, привычно зашагал вверх, а Хаим остался внизу и, горестно усмехаясь, думал о том, как бы Кнох расправился с ним, ответь он на грубость грубостью.

— Вы, бестолочь! — окликнул его уже с верхней палубы главный экспедитор. — Для вас нужно особое приглашение?

Ничего не ответив, Хаим, словно его хлестнули кнутом, бросился к пакгаузу.

Нуци встретил его упреками. Хаим не оправдывался. Он искренне сочувствовал другу: оказывается, и в пакгаузе шла погрузка «корма для скота».

Нуци сунул в руки Хаиму влажную рубаху.

— Быстро повесь вон на то дерево. — Нуци указал на рыжий холм с одиноко растущим на нем деревцем, на котором грузчики обычно сушили свои влажные от пота рубахи. — Если увидишь подозрительных людей, снимешь! Понял?

Хаим поднялся на крутой, выжженный солнцем гребень, повесил рубаху на дерево и огляделся по сторонам. Отсюда хорошо просматривалась дорога к пакгаузу и вся территория, примыкавшая к погрузочно-разгрузочной рампе, а также часть причала. Ничего подозрительного кругом не наблюдалось.

Не прошло и получаса, как три груженные до отказа машины, из-под крытых брезентом кузовов которых выглядывали лишь рыхлые тюки сена, отъехали от пакгауза, а на смену им подкатили три пустых грузовика и встали впритык к высоким дверям пакгауза.

Солнце близилось к закату, когда Хаим вернулся в пакгауз с давно высохшей рубахой. От оружия здесь не осталось и следа, однако Ионас почему-то по-прежнему был возбужден, суетился, спешил. Он торопливо умылся и, на ходу причесывая волосы, спросил:

— Устал? — И, не дожидаясь ответа, проговорил: — Я тоже. Очень! Глаз сомкнуть не довелось даже во время перерыва. Приезжал Симон, ходил здесь всюду, смотрел… Впрочем, ты же видел его! Даже перекусить не удалось. Конечно, все это не страшно. Хотя, как говорят, голод не тетка…

— У меня, Нуцик, к сожалению, ничего не осталось, — виновато сказал Хаим. — Еще с вечера все до крошки слопал. Ей-богу!

— Ну, нет, нет!.. Все равно не успеть. Время, видишь, сколько?

У Хаима екнуло сердце. «Неужели опять что-то затевается на целые сутки?» — мелькнула мысль.

— Мы еще должны побывать сегодня в одном месте, — продолжал Нуци. — Машина, наверное, уже ждет у разгрузочной. Кнох тоже едет. Там будет очень интересно! Увидишь… Пошли!

Они с трудом задвинули за собой тяжелые двери, со скрипом скользившие на ржавых роликах. Нуци накинул на дверные петли огромный замок, запер его и, поторапливая Хаима, чуть ли не бегом направился к разгрузочной. Кнох мог уехать один: был канун субботы…

Хаим не решился сказать Ионасу, что устал и проголодался, что очень беспокоится за Ойю.