Земля осенняя

Он продолжал раскачиваться в кресле, под которым по-прежнему поскрипывали доски, и размышлял о том, что снимки сохранились до сих пор. Он давно уже не рассматривал их, очень давно, ибо, живя в краю вечной осени, предпочитал удовлетворять лишь повседневные, насущные нужды, как будто норовил отвлечься от мыслей о прошлом, отвернуться от того, что знал — или полагал, что знает.

Решение фотографировать не было сознательным, хотя позже он и пытался убедить себя, что это не так (правда, рассудок все равно отказывался внимать); сейчас Рэнд кисло поздравил себя с тем, что сообразил подкрепить свидетельства памяти, на которые никогда нельзя полагаться целиком и полностью, кое-чем более надежным и достоверным. Человеческое воображение способно творить чудеса, воспроизводить то, чего на деле вовсе не происходило, поэтому безоговорочно доверять ему не следует ни в коем случае. Происшествие, если вдуматься, носило некий мистический оттенок, словно реальность, в которой существовал разрушенный город, находилась в ином измерении и ее нельзя было ни объяснить, ни рационализировать. Рэнд смутно припомнил, как навел фотоаппарат, услышал щелчок затвора и увидел, что с холма на него несется целая толпа. Он кинулся к машине, захлопнул за собой дверцу и включил зажигание, намереваясь сбежать от разгневанных людей, которые находились не далее чем в сотне футах. Однако стоило ему съехать с обочины, как дорога вновь изменилась, стала гладкой и устремилась к городу, который неожиданно обрел прежний облик. Рэнд затормозил и обмяк на сиденье; прошло несколько минут, прежде чем он нашел в себе силы продолжить путь. Теперь он ехал медленно, ибо опасался собственных взвинченных нервов. Он планировал пересечь реку и добраться к ночи до Чикаго, но действительность внесла в эти планы существенные коррективы. Во-первых, его физическое состояние оставляло желать лучшего, а во-вторых, надо было проявить пленку; помимо всего прочего, не мешало как следует поразмыслить. Поэтому, миновав город, он свернул с дороги на лесную стоянку с местом для костра и старомодной колонкой. В багажнике у него имелся небольшой запас дров. Он развел костер, вытащил коробку с кухонной утварью и провизией, достал из нее кофейник, поставил на жаровню сковородку и разбил на ней три яйца. Сворачивая на стоянку, он заметил на обочине человека; тот приближался неторопливым шагом и остановился у колонки.

— Работает?

— Работает, — отозвался Рэнд. — Я только что набрал воды в кофейник.

— Жаркий денек, — сказал мужчина, нажимая на рукоятку. — В такую жару много не находишь.

— Вы идете издалека?

— Да, уже шестую неделю.

Рэнд присмотрелся к незнакомцу. Одежда того было поношенной, но чистой, брился он, по всей видимости, день или два назад, волосы явно нуждались в ножницах парикмахера.

Из крана хлынула вода. Мужчина наклонился и подставил под струю сложенные чашечкой ладони.

— Хорошо, — проговорил он, отдуваясь. — Жажда замучила.

— Как у вас с едой? — спросил Рэнд.

— Плоховато, — ответил мужчина, поколебавшись.

— Загляните в багажник. Там должна быть тарелка с вилкой, думаю, найдется и чашка. Кофе вот-вот сварится.

— Мистер, мне бы не хотелось, чтобы вы решили, будто я свернул сюда…

— Забудем, — перебил его Рэнд. — Вы меня не объедите, тут вполне достаточно для двоих.

Мужчина извлек тарелку с чашкой, вилку, ложку и нож, а затем подошел к огню.

— Мне как-то не по себе, — признался он. — Все произошло так быстро… У меня всегда была работа, целых семнадцать лет.

— Держите, — Рэнд положил ему яичницы и принялся готовить порцию для себя.

Мужчина уселся за деревянный столик поблизости от костра.

— Не ждите меня, — сказал Рэнд. — Ешьте, пока горячая. Если хотите, вот хлеб. А кофе будет чуть погодя.

— Если не возражаете, я возьму кусочек попозже, — отозвался мужчина.

Он назвался Джоном Стерлингом. Интересно, подумалось Рэнду, где сейчас Джон Стерлинг? Бродит по стране, ищет работу, любую — на день, на час? Каково ему без работы после того, как он оттрубил на одном месте семнадцать лет? Вспомнив про Стерлинга, он ощутил угрызения совести. Он был обязан Стерлингу, находился у того в долгу, причем тогда, во время разговора, даже и не подозревал, что подобное случится.

Они сидели за столом и говорили, уплетая за разговором яичницу, вытирая хлебом тарелки и попивая горячий кофе.

— Семнадцать лет, — рассказывал Стерлинг. — Я работал оператором в одной фирме, которая всегда держалась за меня, а потом выкинула на улицу, меня и сотни других. Нас было много, несколько тысяч, тех, кого взяли и сократили. Нет, фирму я не виню. Они ждали правительственного заказа, а он не поступил, и все остались без работы. А вы? Тоже в таком же положении?

— Как вы догадались? — спросил Рэнд, утвердительно кивнув.

— По еде. Так ведь дешевле, чем в ресторане, верно? К тому же у вас с собой спальный мешок. Вы спите в машине?

— Да, — ответил Рэнд. — Мне проще, чем многим другим, у меня нет семьи.