Клавдия пожала плечами, затем взяла горшок двумя руками и водрузила его на стол. Еще минутка, и можно будет снять крышку, чтобы втянуть носом аромат.
— Она любила и ненавидела Клавдию, — проговорил «овсянка». — Поэтому делала ей больно, но не лишала жизни — без сестры мир стал бы пустым…
— Это версия твоего отца? — поинтересовалась Клава.
— Моя. Так что там с близкими? Родственники, друзья, любовники?
— Мать ее умерла, муж ушел к другой, детей не родила. Если с кем и дружила, то меня с этими людьми не знакомила. А тех, с кем она точно спала, я знала, и все они мертвы. Не исключаю, что имели место и другие, но серьезных отношений у Ларисы не было. После развода она потеряла веру в них.
— У вас не сохранилось, случайно, ранних фотографий?
— Ларисиных? Нет.
— А ваших?
— Зачем они вам?
— Так… — Комаров немного сконфузился. — Интересно было бы посмотреть.
— Он в вас, Клавдия Андреевна, заочно влюбился, — сообщил ей Багров. — Вот и любопытствует.
— Давно в меня никто не влюблялся, — улыбнулась Петровская. — А фотографий нет. Сгорели вместе с домом, в котором мы жили с сыном и сестрой.
— Отец видел какие-то, — не унимался Комаров.
— Они не мои — Ларисины. — Клавдия сняла крышку с горшочка и помахала ею, чтобы распространить аромат. — Если честно, у меня даже нет фото на памятник. Надеюсь, на нем будет только надпись. Но и это не обязательно. Все равно ходить на могилу некому.
— У вас не осталось родственников?
— Есть какие-то. Но я не общаюсь с ними… Ни с кем не общаюсь. Я перечеркнула прошлое, когда переехала в эту квартиру, а в настоящем есть только я. Поэтому с вами такая разговорчивая. Иногда хочется потрещать с кем-то.
— Но у вас жильцы, так ведь? Я видел молодежную обувь в прихожей.
— Оккупанты, — нахмурилась Клавдия. — А теперь давайте пить чай.
И она принялась осторожно разливать его. Пока делала это, думала о том, что пришла пора встретиться с одним человеком из прошлого… Если он, конечно, еще жив.
Глава 3
С делами Паша разобрался за два с половиной часа. Думал управиться за меньшее время, но пришлось поругаться с начальником цеха и поклониться в ноги генеральному. Когда первый отказался подписывать заявление на полный отпуск с сегодняшнего дня, пришлось идти ко второму. Директор когда-то вместе с Пашей в цехе начинал. Но смог высоко взлететь благодаря связям. Как любой выскочка, очень любил лесть. Те, кто желали добиться продвижения по службе, ежедневно услаждали слух генерального комплиментами, раболепствовали, ловили каждое слово и даже цитировали некоторые, не самые дебильные фразы. Ленка постоянно твердила о том, что Павлу нужно последовать примеру этих людей. Когда-то именно он учил будущего директора азам работы и был не в восторге от его способностей. Если он теперь их признает, его сразу сделают… нет, даже не начальником цеха… а главным инженером! Но Павел не желал пресмыкаться. Да и в начальники не рвался. Ему нравилась его работа. Но если бы его повысили, посчитав достойным руководителем, а не лизоблюдом, он от должности не отказался бы.
Когда Павел заходил в кабинет генерального, думал, у него не получится так польстить, что директор тут же подпишет заявление. Готов был написать заявление по собственному желанию и уйти без выходного пособия. Но оказалось, что угождать начальству не сложно. Можно даже ничего не говорить, только кивать и просяще смотреть. Но Паша смог назвать выскочку мудрым человеком и справедливым руководителем, за что получил не только отпуск, но и премию к нему. Причем ее выдали тут же, проведя через кассу.
Так что из здания конторы Паша вышел не только свободным на целых два месяца человеком, но еще и… богатым! Выдали ему тридцать тысяч, и эта сумма была, конечно же, невелика, но достаточна для того, чтобы вселить уверенность в завтрашнем дне. А послезавтра придут отпускные на карту. Итого около сотни. Такими деньгами Павел никогда не распоряжался. Он отдавал всю зарплату жене, оставляя себе «калымы» (бывали у него подработки). Если бы Паша отправился, как и планировал, в деревню, то чувствовал бы себя там настоящим богачом. Но он остается в Москве! А тут нужно будет постараться выжить на сто тысяч, если учесть, что ни у кого из знакомых он не хочет останавливаться на постой.
Павел спускался с крыльца, когда увидел Сашу. Он сидел на скамейке и ел чебурек. Запивал его газировкой. В бутылке, конечно, могла быть не только она, но и водка, но бывший друг выглядел как человек, ушедший в глубокую завязку.
— Давно не пьешь? — спросил у него Павел, подойдя.
— Больше года.
— Рекорд.
— А как ты понял, что я…
— У тебя цветущий вид, но грустные глаза… Скучно без водки? — Он припомнил слова Косого из «Джентльменов удачи», но в фильме эта фраза звучала утвердительно.
— Я бы сказал иначе: невыносимо тяжело, — вздохнул дядечка Сашечка и отправил в рот остатки чебурека.
— То, что я с тобой говорю, ничего не значит. Ты понимаешь?