Земля плоская. Генеалогия ложной идеи

Первая часть «Лунатиков» называется «Героические века» и представляет собой восторженное описание космографических систем античности, в том числе поздней греческой, и восхваление влиятельной пифагорейской школы. Во второй части, как и следовало ожидать, уже заглавие сообщает, что далее последует «мрачная интерлюдия», начинающаяся со святого Августина, которому Кёстлер отводит ключевую роль и считает его едва ли не «строителем моста» между старым и новым мирами. Вместе с тем автор не забывает уточнить, что «у застав Града Божия весь транспорт, везущий сокровища древнего знания, […] заворачивался»361, признавая все же, что епископ Гиппонский разрешил «пройти по мосту» Платону с его «Тимеем». Это не особенно лестное описание предшествует еще менее одобрительному представлению отцов Церкви, среди которых «Августин был еще слишком даже просвещенным». Разумеется, Лактанций подвергся бичеванию за непризнание антиподов. И был приравнен к Иерониму, Василию, Севериану Гавальскому и Козьме Индикоплову, ибо своим примером олицетворял буквалистское прочтение Библии. Что касается «Христианской топографии» Козьмы, Кёстлер заявляет, что она стала «первой всеобъемлющей космологической системой раннего средневековья, предназначенной для замены учений языческих астрономов». Автор подразумевает, что христианская Церковь приняла предложенную «Топографией» модель и стала распространять ее в своих школах, но это полностью неверно. Он соглашается, что в то же время и в той же христианской среде люди «более просвещенные», среди которых можно вспомнить Исидора Севильского и еще несколько имен, не придерживались этой модели; утверждается, однако, что «Топография» стала «первой всеобъемлющей космологической системой раннего средневековья»362. С точки зрения автора, озарение наступает лишь в IX веке, когда Беда Достопочтенный заявляет «безвозвратно, что Земля является шаром». Но форма скинии, как он пишет, прослеживается на картах вплоть до XIV века, не говоря о картах OT (Orbis terrae), которые он приравнивает к географическим. К финалу «мрачной интерлюдии» присоединяется Уайтхед – Кёстлер цитирует его тезис из книги «Наука и современный мир»: «В 1500 году Европа знала меньше, чем Архимед, который умер в 212 году до Рождества Христова». Год 1550 здесь, безусловно, дата, символизирующая начало распространения учения Коперника, и в продолжение своей истории концепций мироздания Кёстлер излагает биографии «лунатиков», какими были Коперник, Кеплер, Тихо Браге, Галилей и Ньютон. Описывая борьбу этих ученых, сумевших пролить свет на древние теории, познавших взлеты и падения, писатель стремится, несмотря ни на что, создать менее механистическую картину истории науки и ее конфликта с различными религиями. Вот только нельзя на ровном месте выступить в качестве историка науки – тем более не читая источников.

Теологическая трактовка борьбы героев науки и сконструированная на его основе реальность пронизывают все, что создано в педагогических целях. В красиво оформленной образовательной коллекции «Открытия» издательства «Галлимар» (Découvertes Gallimard) есть книга, получившая название «Как Земля стала круглой», ее автор – Жан-Пьер Мори. Эта работа посвящена античной мысли и завершается словами, которые подводят итог весьма символичному рассказу о гибели Архимеда и о пожаре в Александрийской библиотеке: