Земля под ее ногами

Секс, высотные здания, шоколад, малоподвижный образ жизни, диктаторский режим, расизм — это плохо! Нет, au contraire![206] Безбрачие разрушает мозг, высотные здания приближают нас к Богу, исследования показали, что одна плитка шоколада в день значительно улучшает успеваемость детей в школе, физические упражнения убивают, тирания — это всего лишь часть нашей культуры, так что я буду премного благодарен, если вы с вашими культурно-империалистическими идеями постараетесь держаться от меня подальше, а что касается расизма, то давайте не будем читать проповеди, лучше уж называть вещи своими именами, чем прятать их под каким-то вонючим ковром. Этот экстремист — умеренный! Это универсальное право имеет свою культурную специфику! Эта женщина, подвергшаяся обрезанию, счастлива в своей культурной среде! А аборигены — это же варварство! Фотографии не врут! Это фотомонтаж! Свободу прессе! Запретить деятельность наглых журналистов! Роман умер! Честь мертва! Бог мертв! А-а-а-а-а, они все живы, и они доберутся до нас! Эта восходящая звезда! Нет, это падающая звезда! Мы ужинали в восемь! Нет в девять! Ты пришел вовремя! Нет, ты опоздал! Восток — это Запад! Верх — это низ! Да значит нет! Внутри значит снаружи! Ложь — это правда! Ненависть — это Любовь! Дважды два — пять! И всё к лучшему в этом лучшем из миров.

Музыка спасет нас — и любовь. Когда реальность грызет меня, а она грызет меня почти ежедневно, мне нужна музыка Ормуса, его восприятие. Вот я держу в руке сияющий, как новенькая гитара, диск, я выбираю «Song of Everything»[207], первую из написанных им в Америке. Он написал ее в Темп-Харбор, всего лишь через пару дней после приезда в США. А я сижу здесь в конце времен с моей милой подругой Мирой Челано — подробный рассказ о ней в программе чуть позже. Мира, эта песня звучит для тебя.

Everything you thought you knew: it's not true. And everything you knew you said, was all in your head. And everything you did and everywhere you went, well you never ever did that and you were not sent. I think you'll find we're trapped in someone else's mind. Yes I think you'll find we're trapped in someone else's mind. And it's only make-believe but we can't leave it behind. Everything you think you see: it can't be. There's just me. Darling there's just me, just me[208].

Во время постоянной трансформации блаженство — это радость, дарованная верой, определенностью. Блаженные купаются в море любви Всемогущего, с самодовольной усмешкой играют на своих арфах и акустических гитарах. Спасаясь в своих коконах от штормов метаморфоз, благословенные возносят благодарность за свою неизменность и стараются не замечать кандалов, врезающихся в их лодыжки. Это вечное блаженство, — но нет, нет, мне не нужна эта тюремная камера. Битники и их поколение были не правы. Блаженство — это когда заключенный смирился со своими цепями.

Счастье — ну, это совсем другое дело. Счастье человечно, не божественно, а стремление к счастью — это то, что мы можем назвать любовью. Эта любовь, земная любовь — перемирие между метаморфозами, временное соглашение не меняться, пока целуешься и держишься за руки. Любовь — это пляжное полотенце, расстеленное поверх зыбучих песков. Любовь — это интимная демократия, договор, требующий автоматического продления, и вы можете быть исключены из состава договаривающихся сторон в одночасье, каково бы ни было ваше численное преимущество. Она хрупка, ненадежна, но это всё, на что мы можем рассчитывать, не продавая душу той или другой стороне. Это то, чем мы можем владеть, оставаясь свободными. Именно это имела в виду Вина Апсара, говоря о любви без доверия. Все соглашения могут быть нарушены, все обещания в конце концов оказываются ложью. Ничего не подписывайте, ничего не обещайте. Заключите временное перемирие, хрупкий мир. Если повезет, он может продлиться пять дней — или пятьдесят лет.