Земля под крылом

Этот постоянный изнуряющий труд выматывал все силы, и единственной думой была забота о хлебе. Может, поэтому так смутно доходили до сознания слухи и разговоры о том, что свергли царя, о каких-то "временных", об эсерах, большевиках, о том, что скоро жизнь крестьянская улучшится, бедноте дадут землю.

Действительно, может не всем, но мне жизнь облегчилась - с фронта вернулся отец. Теперь уж мы вдвоем, а иногда привлекая Петра, управлялись с хозяйскими заботами.

В гражданскую войну наши места дважды захватывали белогвардейцы. Как и везде, они жестоко расправлялись с теми, кто поддерживал Советскую власть, выгребали последнее зерно, забирали коров, лошадей. Только в начале лета девятнадцатого года Красная Армия освободила нас от белогвардейщины. Крестьяне сразу же начали восстанавливать нарушенное хозяйство. Но снова несчастье. В самую жаркую страдную пору, не знаю по чьей вине, в деревне вспыхнул пожар и через какой-то час-два от нее ничего не осталось.

Огонь пожрал и все наше хозяйство. Спасибо, Советская власть помогла: погорельцам выдали государственную ссуду.

Но, как говорят, пришла беда-отворяй ворота. Только-только начали становиться на ноги, как обрушился страшный неурожай 1921 года, а с ним пришел небывалый голод. Вымирали целыми семьями, деревнями. От голода, от голодной смерти уходили куда глаза глядят. Отец продал сохранившуюся чудом лошадь, забрал меня, Петра, бабушку Лиду и двинулся в Сибирь-там, как шли разговоры, края были богатые, можно было не только сохраниться, но и не работать, а заработанное прислать в родной Ильнеш, где оставались мать, младшие два брата и сестра, вторая бабушка.

Конечно, никаких обетованных земель я Сибири мы не нашли. Там была такая же нужда. В таежных селах и деревнях мы могли бы заработать себе на питание, но чтобы скопить что-то для оставшихся в родных местах - об этом и думать было нечего. К тому же, вдоль всей великой Сибирской железнодорожный магистрали свирепствовал тиф, оставленный еще бежавшей колчаковской армией. Им сразу заболели ослабленные долгой голодухой отец. Петр и бабушка Лида. Вскоре я остался один. Решил во что бы то ни стало вернуться обратно. Как тогда не заболел, как смог выбраться из Сибири - до сих пор не могу понять.

Вот так вместо радости я привез матери еще одно горе-весть о смерти отца, брита и бабушки. Это было уже весной тысяча девятьсот двадцать второго года. Приближалась пора сева. Но что сеять - у семьи ни зернышка, нет даже картошки для огороди, Однако так вот сидеть, сложа руки, ни мать, и" я не могли. У меня ведь еще были младшие брат и сестра, нельзя допустить, чтобы они отправились на сильно разросшееся кладбище. Надо было что-то предпринимать.

Однажды вечером к нам зашли несколько соседских мужиков. Накурились злого самосада, поговорили о том, о сем и, как бы между прочим, поделились своим намерением съездить в Костромскую губернию, где, как передавали, есть возможность купить или заработать немного картошки. Не прямо, а намеками предложили матери составить им компанию: чем артель больше, тем лучше. Целую ночь мы прикидывали с матерью и так и сяк. Выходило одно - надо ехать, а чтобы скопить кое-какие деньжонки - продать оставшиеся пожитки.

Через несколько дней мы тронулись в путь. Мужики купили железнодорожные билеты, а для меня посчитали его приобретение излишней роскошью.

Нелегким было это длинное по тогдашним временам и долгое "путешествие". Однако я привез около сорока пудов картофеля, которого хватило до нового урожая.

Голод между тем постепенно ослаб, полегчало. Конечно, в этом огромную роль сыграло наше рабоче-крестьянское государство, которое из своих скудных резервов выделяло голодающим губерниям семенное зерно, картофель, помогало чем могло. Сельское хозяйство начало подниматься. Наша семья отстроила дом и хозяйственные постройки, засеяла земельный клин.

Я теперь трудился уже наравне со взрослыми мужиками: работал серпом, литовкой, пахал сохой, клал клади, таскал мешки и солому на токах, в лесу заготовлял дрова. Был я подростком рослым, не по годам сильным и выносливым. Видимо, сказывалась ранняя трудовая физическая закалка.

Но жилось все еще трудно. Нехватки и недостатки подпирали со всех сторон. Поэтому приходилось браться за всякое дело. Бывало, закончится страда, придут долгие зимние вечера - мать с сестрой садятся за прялки, а я брал несложный инструмент и, как умел, подшивал старые растасканные валенки соседей и соседок. Но однажды решил еще раз попытать счастья.