Земля под крылом

Раздался оглушительный смех. Я растерялся; никак не ожидал, что мой ответ вызовет такую бурю восторга.

- Так мы же земляки! - раздались восклицания. - Конечно, земляки! Да еще какие!

- Товарищ командир, а может, вы и в Ижевске были?

- Был. И работал там, на машзаводе, учился в техникуме.

И снова хохот покрыл мои слова. Глядя на мое недоумевающее лицо, Александр Овчинников поднял руку, требуя тишины:

- Александр Андреевич, ведь многие из нас были недалеко от Ижевска в запасном авиационном полку, там переучивались на "Илах". Да и в полку таких много.

Наперебой начали вспоминать о далекой Удмуртии, о том, как жили в землянках на аэродроме, как по ночам ходили на колхозное поле, чтобы надергать репы или нарвать огурцов.

Не знаю, кто и по какому поводу (наверное, в связи с возрастом как-никак, а мне было уже тридцать шесть и многие годились в сыновья) назвал меня Батей. Сперва так звали в эскадрильи, а потом и во всем полку до самого конца службы. Даже сейчас нет-нет да в переписке снова появляется это слово:

- Батя сказал...

- Батя приказал...

14 сентября я получил задание: группой из двенадцати "Илов" вылететь в район юго-западнее Харькова, где-то там, у Новой Бодолаги, находились резервы гитлеровцев. Моим заместителем полетел Александр Овчинников. Взлет и сбор группы прошли нормально. Легли на курс. Вскоре под нами проплыл недавно освобожденный Харьков. И вот, не долетая шести - восьми километров до линии фронта на высоте восемьсот-девятьсот метров, у моей машины внезапно обрезал, отказал мотор. Я начал терять высоту.

- Овчинников! - вызвал по радио своего заместителя. - У меня отказал мотор. Выходи вперед, веди группу на задание! Иду на вынужденную посадку.

Со снижением развернулся левым разворотом в нашу сторону. Самолет Овчинникова, выйдя из второй, задней шестерки штурмовиков, занял мое место во главе группы. Я же выбирал место, где можно было сесть, не повредив машины. Вот впереди показалось поле, по которому тут и там были разбросаны копны убранного хлеба, а немного в стороне раскинулось довольно большое село. "Место подходящее, - подумал я. - Копны для "Ила" - не помеха". Одно тревожило не успел сбросить бомбы: если посадка окажется неудачной они могут взорваться, могут рвануть и реактивные снаряды (эресы). Осторожно, еще раз проверив, убраны ли шасси, спланировал на посадку и облегченно издохнул, когда самолет, вспоров брюхом длинную полосу жнивья, замер на месте. Бомбы не только не взорвались, но ни одна даже не сорвалась. Лишь один реактивный снаряд под левой плоскостью cлетел с направляющей рейки, однако его ветрянка не успела свернуться и он не встал на боевой взвод.

Мы с Саленко вылезли из машины, осмотрели ее со всех сторон - видимых повреждений не было

- Надо идти в село, - сказал я. - Авось телефон там есть, удастся сообщить на аэродром о посадке.

-Вряд ли, - усомнился стрелок, - район недавно только освобожден.

Он оказался прав. Никакой связи в полупустом селе и в помине не было. Решили заночевать в одной из хат, а утром, оставив Саленко у самолета, поймал попутную автомашину: шофер, на счастье, ехал почти до самого нашего аэродрома.

Через два часа мы уже были в Мерефе - крупном, железнодорожном узле под Харьковом, полностью разрушенном гитлеровцами. Отступая, они рвали железнодорожное полотно и делали это по-немецки методически и, можно сказать, аккуратно: на стыке рельсов прикрепляли пирокселиновую шашку и взрывали, в результате концы обоих рельсов обрывались примерно на полметра.

Проехали Харьков. Город стоял в развалинах и пепелищах, все мосты были взорваны, их обнаженная исковерканная арматура скрежетала под порывами ветра, улицы были завалены остатками зданий, взорванных фашистами. В центре города увидели необыкновенный рынок: стояло несколько ларьков и в них какие-то подозрительного вида личности торговали столь же подозрительными самодельными пряниками, леденцами, пивом и разным барахлом. Решили взять бутылку пива, но оно оказалось такой бурдой, что даже при всей нашей жажде пить его было невозможно.

К вечеру я добрался до аэродрома и доложил командованию о случившемся. На другой день вместе с техником мы уже были на месте вынужденной посадки, а 17 сентября снова вылетел на боевое задание, правда, на другом самолете.

День выдался на славу: видимость прекрасная, в небе - ни облачка. Конечно, в такую погоду подойти к , цели незаметно не было никакой возможности. Цель же была приличная: по данным воздушной разведки, по шоссейной дороге Красноград - Полтава отступали большие колонны оккупантов. Моей группе из двенадцати "Ильюшиных" под прикрытием десяти истребителей необходимо было войти на участок Красноград - Карловка (это примерно на протяжении сорока километров) и нанести штурмовой удар по живой силе, танкам, бронетранспортерам и автотранспорту.

Моим заместителем в этот раз летел командир первой эскадрильи Николай Евсюков.