Земля под ногами. Из истории заселения и освоения Эрец Исраэль. 1918-1948. Книга 2

Они познакомились в камере смертников иерусалимской тюрьмы, Моше Барзани и Меир Файнштейн, и сразу решили: рука палача не коснется их, они погибнут так, как погиб вместе с филистимлянами древний герой Шимшон. Взрывчатку переправляли в тюрьму маленькими порциями, в корзинах с двойным дном, в которых узникам приносили еду. Специалисты из заключенных начинили взрывчаткой два апельсина и переправили их в камеру смертников за несколько дней до казни.

Исполнение приговора назначили на 22 апреля 1947 года, в четыре часа утра. Вечером к ним пришел раввин Яаков Гольдман и беседовал с юношами в присутствии тюремщика; они с интересом слушали его, задавали вопросы, смеялись. Перед уходом раввин сказал, что скоро вернется и не оставит их в последний час. Они уговаривали его не приходить, но раввин не соглашался, и это изменило их планы. Раньше они предполагали подорваться вместе с охранниками, но теперь мог пострадать раввин, и юноши решили: нет выхода, они это сделают немедленно.

Тюремный врач установил обстоятельства смерти. Меир Файнштейн обнял товарища единственной рукой и прижался к нему, а Моше Барзани приложил взрывчатку к груди и сигаретой поджег фитиль. Осталась записка, которую они передали заключенным: "Шалом, братья! Примите наш последний привет... Не прекращайте борьбы до полного освобождения. Мы с гордостью идем на смерть". Их погребли в Иерусалиме на Масличной горе, на том участке, где похоронены жертвы еврейский погромов в Эрец Исраэль; раввин Арье Левин произнес надгробное слово и прочитал кадиш.

Иудаизм категорически запрещает самоубийство, однако история Израиля знает немало примеров самопожертвования, и рав А. Левин вспоминал впоследствии: "В полночь ко мне пришел командир Эцеля и раскрыл тайну (о желании юношей покончить с собой). Он просил моего согласия, не более того. От меня не требовалось ничего, кроме согласия. Я ответил ему сквозь слезы: "Молниеносно избавление Всевышнего. И только Тот, Кто дал нам жизнь, может ее отнять." Я не дал согласия. Всю ночь я не сомкнул глаз. Наутро меня позвали на похороны. И там, на кладбище, на Масличной горе, я преклонился перед ними и сказал надгробное слово."

Раз уж упомянули это имя - раввин Арье Левин, то прервем ненадолго повествование и расскажем об этом человеке. Не было на его счету великих подвигов, не занимал он важных постов: "Кто я и что я? - говорил. - За что вы оказываете мне уважение и благословляете меня?.." Но когда он умер, на похоронах присутствовали президент страны, глава правительства, министры, выдающиеся раввины, бойцы подполья; тысячи людей съехались со всей страны, чтобы поклониться этому человеку - раввину заключенных.

Он родился под Белостоком, учился в иешивах Белоруссии, в 1905 году приплыл в Хайфу, учился затем в Иерусалиме, стал раввином и всю жизнь преподавал в иешиве. Рабби Арье начал посещать иерусалимскую тюрьму, когда не было еще евреев-политзаключенных, а сидели в камерах евреи-уголовники. Они приходили по субботам в тюремную синагогу, как на развлечение, и демонстративно курили. Рабби никому не делал замечаний; он встречал их субботним приветствием "шабат шалом" и приглашал присоединиться к молящимся.

Так продолжалось долго. Рабби Арье приходил постоянно, выслушивал, утешал, подбадривал слабых духом; его авторитет возрастал не только среди заключенных, но и у надзирателей-арабов. Вначале они приоткрывали перед ним крохотную калитку в заборе, но через некоторое время, заметив маленькую фигуру, распахивали главные ворота, как будто приближался начальник тюрьмы.

С 1939 года стало возрастать число евреев-политзаключенных. Рабби Арье потребовал, чтобы еврев отделили от арабов, потому что среди тех был распространен гомосексуализм, и они издевались над еврейскими юношами - нелегальными иммигрантами. Начальник тюрьмы заявил в ответ: "Евреи пойдут в отдельные камеры, когда меня здесь не будет", однако рабби добился своего: для еврейских заключенных, политических и уголовных, отвели отдельную камеру и даже организовали в тюрьме кашерную кухню.

В 1939 году девять заключенных объявили голодовку в лагере Црифин. Барух Дувдевани, один из них, вспоминал: "Нас уговаривали прекратить голодовку, которая продолжалась уже двадцать дней. Мы отказывались, потому что решили не принимать пищу до нашего освобождения или до смерти. Но когда пришел рабби Арье и сдавленным от слез голосом сказал, умоляя нас, как отец умоляет детей: "Вы же знаете, что моя душа связана с вашими, и я этого не переживу", - мы не посмели продолжать голодовку. Невозможно описать выражение счастья на его лице."