Земля помнит всё

— Не сердись, жена, — Аймурад устал, и ему совсем не хотелось ругаться. — Состаришься раньше времени! А насчет машины… Глаз открыть не успеешь, как с "Москвичом" будешь! — и он заговорщицки подмигнул ей.

На Нартач словно кипятком плеснули:

— "С "Москвичом" будешь"! Держи карман шире! Это у других так: сестру продал — машину купил! Сестрица твоя распрекрасная приказала калым вернуть! Да, да, чего таращишься? Так прямо и сказала. Ты виноват, ты девку избаловал. У нее, у поганки, и в мыслях нет, что брата позорит! Как завтра людям в глаза посмотришь? О, побелел, словно выгоревшая тряпка! Мужик называется! Вы только в постели герои!..

— Перестань!

— Я-то перестану. Сестрица твоя кончит ли фокусы? Вернем калым, кому она потом нужна, ославленная? Ни один вдовец не польстится!

— Я убью ее!

— Убью! — Нартач злобно расхохоталась. — Уж помалкивал бы! На это тоже характер нужен. Если б он у тебя был, сестричка бы номера не выкидывала!

— Где она? — Аймурад вскочил с кошмы.

— Сиди! — Нартач презрительно скривила губы. — Ты ж только напролом можешь, а тут силой ничего не докажешь. Пальцем тронешь — в тюрьме глаза откроешь! Не желаю я из-за этой твари детей сиротить!

Аймурад растерялся. Сама подбивает и сама же кричит: "Не тронь!" Как бы и правда в тюрьму не угодить. Никто ведь не скажет — брата опозорила, на это теперь не смотрят, только на нем вина будет. Про калым вроде и правда статья есть в законе…

— То орешь "позор", то за халат хватаешь… — в нерешительности пробормотал Аймурад.

— Ну конечно! — Нартач не скрывала, что издевается. — Тебе бы только на кого свалить! Обязательно убивать, да? Выгони ее к чертовой матери!

— Ты присоветуешь… — Аймурад снова сел на кошму. — Как я потом на люди покажусь: родную сестру из отцовского дома выгнал! Еще хуже позор… А чего ты беснуешься? — Аймурад вдруг перешел в наступление. — Машину захотела! Не собирался я тебе машину покупать! Больно жирна будешь!

— Не собирался? А на что ты деньги хотел тратить? В могилу с собой забрать?

— На сестру. Обновки ей купить.

— На сестру! Еще кому расскажи, а я-то, слава богу, знаю вас как облупленных! Обновки! Аман дочь продал — сына женил! Веллет сестру продал — машину купил. Тысчонку, может, израсходуете на невесту, а остальное — в карман! Меня не проведешь! Покупай машину, и все! Иди к ней, уговаривай! И чтоб все было как надо! Слышишь?..

Аймурад постоял перед дверью, откашлялся. С сестрой заговорил ласково, наставительно:

— Чего это ты надумала, сестренка? Жена говорит, от свадьбы отказываешься? Как же это, ведь договорились?.. С твоего добровольного согласия.

Джаннет молчала, ковыряя пальцем ковер. Ей было стыдно за брата: повторяет за Нартач, как попугай.

— Понимаешь, сестренка… Вот ты говоришь — калым вернуть. А ведь мы его, можно сказать, потратили… Купили тебе кое-что…

Джаннет с жалостью поглядела на брата. Покраснел. "Не умеешь ты врать, Аймурад".

Она видела, что брат врет, что деньги целы, но он говорит так мягко, ласково…

— Аймурад! Я не хочу, чтоб эти вещи оставались у нас. Надо вернуть.

— Жена мне сказала… Но понимаешь, нельзя же так. Правила есть, приличия… Принесли — значит, от чистого сердца, зачем же обижать?

— От чистого сердца? — Джаннет усмехнулась. — Весь в долгу, как в шелку, и от чистого сердца?

— Ну это тебя не касается, — у Аймурада сразу стал другой голос. — В общем, возвращать калым не будем; И не смотри так, сестра. Ты ведешь себя непристойно.

— Что ж я такого сделала?

— Не по-людски поступаешь.

— Вам с женой только калым нужен. А я не хочу быть проданной!

Джаннет умолкла, закусила губу. Аймурад увидел ее налитые слезами глаза и понял, что продолжать рискованно.

— Ладно! — сказал он, вставая. — Делай как знаешь. Надоело мне все это до черта! Но запомни: сватов больше принимать не станем. Будешь в девках сидеть!

— Платок положила? — спросил Аймурад жену, когда мешки были уже завязаны.

— Еще чего! И платок отдать? Он мне, лично мне подарен!

— Стыдись! Чужое присвоить хочешь?

Нартач злобно глянула на него, открыла сундук, выхватила оттуда платок.

— На, подавись! — крикнула она, хлопнув крышкой. — Чтоб вы все были прокляты!

И зарыдала тяжко, зло, безысходно.

Нартач так сильно рыдала, что, когда, вдоволь наплакавшись, хотела встать, у нее не было сил поднять с ковра свое тяжелое, грузное тело.