Земля помнит всё

— Я им вместо козы пса своего подсунул. Нагрянули в деревню солдаты того самого, ну которого не выговоришь, учуяли, навозом пахнет, и в хлев. А у меня там Аджар привязан. Крик подняли: зачем собаку в хлеву держишь? А я говорю, баранов вы всех свели, вот я и привязал собаку. Берите, коли нужна. У меня еще одна осталась. Взяли. И псом не побрезговали. Теперь за мной очередь…

— На кой ты им сдался! — выкрикнул какой-то весельчак. — Собака хоть лаять может, за ногу схватит, если что. А тебе и куснуть нечем. Три зуба, да и те от ветра шатаются.

По толпе прокатился смешок. Осман-бай, разгневанный, привстал на стременах.

— Люди! — громко произнес он и умолк, ожидая тишины. — Я собрал вас сюда не для веселья. А ты, Нумат, держал бы язык за зубами. Пожалеешь, да поздно будет!

— Да где их взять, зубы-то?.. — Нумат громко рассмеялся.

Осман-бай натянул поводья.

— Ты меня не гневи, бездельник, — прошипел он, тесня Нумата конем. — Я твой поганый язык вырву! — И он отвернулся, показывая, что считает Нумата недостойным дальнейшего разговора. — Люди! Мне не нравится то, что происходит. Вы слушаете недостойные речи и не даете отпора болтунам. Может, потому этот нечестивец и был пойман здесь, возле вашей деревни. И Ахмед-разбойник шатается где-то поблизости, значит, тоже находит у вас прибежище. Я уверен, что кяфир и отступник, который стоит сейчас перед нами, из одной шайки с бандитом. Все это опасно, люди! Очень опасно! Я позвал вас, чтобы. вместе решить, как нам бороться с этой нечистью, а вместо разумного совета слушаю пустую болтовню. Это не по обычаю. Скажи, Кадыр-ага, я не прав?

Высокий, представительный старик, стоявший неподалеку от Осман-бая, откашлялся, готовясь ответить. Сразу стало тихо. Видимо, от старика ждали достойного ответа.

И он заговорил медленно, не спеша, сознавая вес своего слова.

— По-своему, ты, наверное, прав, бай-ага, — старик помедлил, окинув взглядом толпу, — но и с народом считаться надо…

Осман-бай опешил.

— Разве я не считаюсь? Я же позвал вас для совета.

— Я не о том, бай-ага! Мы два дня не можем предать земле тела погибших. Это против обычая!

— Для кяфиров и тех, кто хуже кяфиров, нет наших обычаев. Их поганому праху нет места в нашей земле!

— Мы не понимаем таких слов, бай-ага! Их смысл слишком темен для нас!

— Темен, говоришь? — Осман-бай усмехнулся. — Ну, если темно, отложим разговор до утра, — и добавил с угрозой: — Подумайте, люди. Крепко подумайте. Завтра утром мы соберемся здесь же и вы скажете мне свое слово.

Осман-бай повернул к воротам. Следом за ним во двор провели Сапара. И ворота закрылись.

Я медленно шел по кладбищу, обдумывая происшедшее. Значит, Сапар здесь, во дворе Мурад-бая… Полковник убит… Станцию наши, скорей всего, не захватили, иначе Осман-баю не до казни было бы…

Что же делать, на что решиться? Никогда я не знал таких забот, не решал таких трудных вопросов. Но одно было ясно — Сапара я должен спасти. И теперь же, сегодняшней ночью, завтра будет поздно! Правда, в том, как вели себя на сходке люди, было что-то дающее надежду, но рассчитывать на них нельзя…

Прихватив спрятанный в камышах кувшин с водой и чурек, я вернулся к Якубу.

Он молча схватил кувшин. Пил, жадно глотая воду, а я рассказывал ему, что видел в деревне. Не мог я поверить, что судьба Сапара его не тронет. Но, когда Якуб, до дна осушив кувшин, привольно раскинулся на траве и принялся за чурек, я, даже не видя его лица, понял, что все это ему совершенно безразлично.

Больше я не сказал ни слова. Якуб тоже молчал. Мы словно сговорились слушать степных чаек. С немолчным криком носились они над нами: одна замолкнет, начинает другая, ни на миг не замолкает их пронзительный, тревожный гомон.

Совсем рядом, возле моих ног, послышался легкий шорох. Еж, а может, и змея… Поохотиться вышли. У каждого свои дела, свои заботы…

— Вот проклятье! — Якуб перевернулся на живот. — Неужто и ночью такая духота будет?

Я промолчал.

— Так что, ты говоришь, с этим, как его?..

— Быстро ты забыл его имя. А он тебе вчера жизнь спас! Нет, Якуб, все-таки вы настоящие бандиты: и ты и Осман-бай со своей шайкой. Третьего дня одного брата убили. Завтра другого прикончить надумали. Да еще народ обмануть. Чтоб люди сами сказали вам "убей"! Только не дождется этого Осман-бай. Народ видит, кто прав, кто виноват.

Якуб лениво перекатился на спину.

— Не дождется, без разрешения убьет.

— Я вижу, тебе этого очень хочется.

— Да при чем тут хочется, не хочется… Всегда так делают. Помню, еще мальчонкой был, свел у нас какой-то дурень барана. Что для нас баран — капля в море, но отец целое дело раздул. А почему? Да потому, что, если спустить, завтра пять украдут, послезавтра — десять. Так или иначе, вор отыскался. Да и вор-то не вор, просто бродяга… Даже не продал… Сожрал с голодухи…

Ну, отец, как положено, сход собрал, что, мол, с преступником делать будем.