Земля помнит всё

— Спокойней, Ахмед, — зашептал я ему в самое ухо. — Мы пришли не за тем, чтобы убить Осман-бая. Нам нужно людей спасти. Мы теперь знаем, где их держат. Возьми себя в руки. Ну не гляди в ту сторону. Прошу тебя, не гляди.

А голос Осман-бая, холодный и жестокий, звучал все громче…

— Я не намерен с тобой до утра валандаться. Не скажешь, где племянник, живьем закопаю в землю.

Я вцепился в руку Ахмеда, сжимавшую наган.

— Отстань, — злобно прошипел он.

— Убери наган, — строго сказал Вели.

Ахмед скрипнул зубами, но наган отодвинул.

Нумат молчал. Он беспомощно приподнял голову, оглядел стоящих перед ним людей и снова уронил ее на грудь.

Люди Осман-бая молчали, но в их молчании не было сочувствия к стоявшему перед ними жалкому, избитому человеку.

И вдруг Нумат повалился на землю.

Осман-бай взглянул на одного из своих людей и нагайкой, которую держал в руке, указал на Нумата. Нукер подошел к пленнику, горделиво оглядел сообщников, кичась своей силой и жестокостью, и, легко подхватив Нумата на руки, сильным движением швырнул его полуживого, на землю. Нумат судорожно изогнулся и захрипел.

Я даже не успел обернуться, раздался выстрел. Я не разглядел, упал ли кто возле Нумата, люди Осман-бая бросились врассыпную. Мурад-бай вбежал на веранду, остальные скрылись в винограднике. Под навесом заблеяли овцы.

— Ахмед, — крикнул Курбан, — Осман-бай здесь!

Сюда побежал — клянусь солью!

Ахмед спрыгнул во двор. "Все! — пронеслось у меня в голове. — Сейчас он бросится к Нумату и пули изрешетят его!"

Я кинулся вслед за Ахмедом. Вели и Курбан тоже прыгнули во двор. Ахмед, успевший уже выстрелить, кричал, потрясая наганом:

— Я здесь, Осман-бай, выходи!

Я схватил Ахмеда, пытаясь удержать его в темноте. Но он отпихнул меня.

— Я не уйду без Нумата. Вставай, дядя, иди к нам. Дядя Нумат!

Нумат не шевелился.

— Ну вставай же, дядя.

Из виноградника выстрелили. Под навесом опять заблеяли овцы… А Ахмед все стоял, все ждал, что Нумат поднимется.

Там, в винограднике, поняли, что Нумату не встать, и ждали, чтоб Ахмед подошел к нему. Но я крепко держал его за халат.

Послышался шорох. Ахмед напрягся, прислушиваясь. Потом взмахнул наганом.

— Слушай меня, Осман-бай, — он умолк, чтобы убедиться, что слушают. Шорох в винограднике стих. — Если Нумат погибнет, я истреблю весь твой род. Под корень изведу. Выходи, Осман-бай! Выходи, если ты мужчина. Выходи, гроза беззащитных!

Снова поднялась стрельба; Я чуть ли не силой втащил Ахмеда на крышу. Под навесом метались овцы. Скулила растревоженная шумом собака. Кто-то выстрелил в лампу, и все вокруг окутала мгла.

— Уходите, ребята, — негромко сказал Ахмед, — я останусь.

Я тряхнул его за плечо.

— Не дури. Пойдем.

— Отстань!

С наганом в руке Ахмед ползал по краю навеса, высматривал себе цель.

— Хоть бы одного отправить на тот свет, — повторял он. — Хоть одного. Отомстить за Нумата!

В винограднике опять стало тихо. Но голоса послышались где-то совсем рядом… Может, окружают?..

Мы с Вели схватили Ахмеда за руки и потащили по, крыше ко рву. Вроде никого не видно… Да разве разглядишь в этой темнотище? Только что беспросветная мгла была нам дороже всего, а теперь провалилась бы она вместе с этими чертовыми деревьями!

— Обходят, — прошептал Вели. — С той стороны обходят.

Мы мигом очутились во рву. Из-за угла раздались выстрелы. Бросились к пустырю. Стреляли с навеса, на котором мы только что лежали. Вдруг Ахмед остановился. Я бегом вернулся к нему.

— Ты что, рехнулся? — прошипел я, хватая его за руку. — Как собак всех перестреляют.

— Ничего… — сквозь зубы процедил он. — Хуже смерти не будет…

Он прицелился в свесившуюся с. навеса голову, выстрелил…

— Бежим!

Мы побежали, пригибаясь к земле. Я слышал за собой тяжелое дыхание Ахмеда. Вдруг он опять начал отставать. Я обернулся.

— Ты что?

— Наган подыми… — не двигаясь с места, с трудом выдавил он. — Здесь где-то упал…

Он ранен. Я бросился к Ахмеду.

Вели и Курбан подхватили его под руки. Он кряхтел и мотал головой.

Я никак не мог нащупать наган. Вот он. Слава богу, Я, не целясь, выстрелил назад.

Почему-то вдруг стало тихо. Ни стрельбы, ни собачьего лая. Так тихо, словно деревня затаилась, напуганная ночными выстрелами…

Мы приволокли Ахмеда в заросли. Сначала он бодрился, но последнюю сотню шагов мы почти несли его. Когда я, стаскивая с него тяжелый, пропитанный кровью халат, осторожно приподнял его левую руку, он вдруг выгнулся и начал фыркать, словно его бросили в ледяную воду. Я задрал ему рубашку и стал осторожно ощупывать спину, грудь… Повыше подмышки, там, где ключица сходится с плечом, темнела маленькая пулевая рана. Я нечаянно тронул ее.

— Полегче… — просипел Ахмед. — Там пуля, наверно…

Похоже, что так. Мы положили на рану платок и крепко перетянули поясом — остановить кровь. Больше мы ничем не могли помочь раненому.

— Да, братцы, не вышло… — сквозь зубы пробормотал Ахмед, когда мы положили его на землю.

— Ты сейчас помолчи, — сказал я как можно спокойней. — Не дергайся. Засни, легче будет…

Ахмед умолк. Я нагнулся к его лицу, глаза были закрыты. Едва ли он заснул так быстро, скорей всего забылся, ослабел от потери крови.