Кормак и не догадывался, что Нора была певицей. Но отказ был вполне ожидаем. Уговоры застенчивого певца — часть традиции. После нескольких ободряющих слов, произнесенных Робби, и призывов остальных музыкантов она уступила. Для храбрости сделала небольшой глоток виски и подалась вперед, пробуя голос и стараясь взять верную высоту. Когда Нора подняла голову, глаза ее были закрыты.
Кормака ошеломил низкий голос, мягко изливавшийся из уст Норы. Ее голос слегка дрожал от волнения, глаза мерцали под веками, все это было непереносимо захватывающе. Он закрыл глаза и услышал: тревога Норы улеглась, и она расслабилась. Повествуя простенькую историю о любви и неверности, песня набирала силу и страсть могущественного заклинания.
Когда она закончила, наступила короткая тишина. А затем — шквал одобрения музыкантов и даже тех завсегдатаев паба, кто обычно шумит во время исполнения. Кормак сидел позади всех и увидел: открыв глаза, Нора словно бы пробудилась ото сна и оказалась в комнате, полной уставившихся на нее людей. Она казалась изумленной и немного смущенной — восхищенные лица, протянутые к ней благодарные руки. Она взглянула на него, но Кормак был не в состоянии двигаться или говорить.
— Извините, время, — сообщил бармен, перекрикивая гам. — Допивайте, дамы и господа. Извините, время.
Как обычно, вечер завершился до обидного быстро. Ибо все, казалось, были в настроении еще поговорить и посмаковать последнюю пинту. Наконец толпа стала рассеиваться, и Кормак сумел пробраться к Норе сквозь шумную давку у стойки.
— Подождите, — попросил он. — Позвольте мне пройтись с вами до вашей машины.
Днем Стоунибэттер — людная улица с десятками различных предприятий и заведений. Ночью фасады магазинов плотно закрыты цельнометаллическими щитами. Контрастируя с разбросанным мусором, они делают эту часть города похожей на зону боевых действий. Пока они медленно шли по пустынным улицам, Кормак теребил деревянный футляр с флейтой, зажатый под локтем, и время от времени искоса поглядывал на спутницу.
— Песня была потрясающей, Нора.
Она улыбнулась:
— Спасибо. Я немного нервничала.
— Где вы научились петь?
— Я не знаю. Вероятно, прослушивая записи.
— Вы шутите.
— Куда уж! Испытывали ли вы когда-нибудь чувство, что именно эту мелодию вы страстно ожидали услышать? Я не знаю, в чем секрет старинных песен. Может быть, их простота, или то, что они такие грустные и правдивые. И я люблю песни, которые звучали из поколения в поколение. Они как будто бы наделены самостоятельной жизнью. Не могу объяснить. В любом случае, вот моя машина.
Она открыла дверь маленькой дистанционкой, а затем повернулась к нему. Оба заговорили одновременно:
— Я бы хотела попросить вас…
— Если вы все еще заинтересованы…
— Я собиралась спросить вас, не решились ли вы вернуться в Данбег, — сказала она.
— Это как раз то, о чем я вам говорю. Я еду туда. Я позвонил Хью Осборну сегодня вечером. У меня осталась пара дел на завтрашнее утро, а после полудня я отправляюсь.
— И вы нашли помощника?
— Я полагал, что у меня есть доброволец. Если вы не изменили решение…
— О нет, вовсе нет. Завтра мне придется доделать работу в лаборатории, но, вероятно, смогу приехать к шести. — Она замолкла и взглянула на него в упор: — Спасибо, Кормак.
— Не за что. Спасибо вам за песню.
Легкий порыв ветра бросил волосы Норы на глаза. Кормак автоматически поправил непослушную прядь, позволив своим пальцам задержаться на мягком изгибе ее щеки. Он испугался, когда она резко увернулась.
— Нет, — попросила она. — Пожалуйста, не надо.
— Извините, Нора…
— Это не из-за вас, Кормак… пожалуйста, не думайте так. Просто… просто из-за того, что я трусиха. — Она с трудом подняла на него глаза. — Надеюсь, вы все не против, чтобы я вам помогала.
— Да, конечно.