Земля родная

Они тут же в магазине скрылись за ширму. Через минуту Сережка вынырнул оттуда в новеньком костюме.

— Ну вот, теперь ты похож на рабочего, — удовлетворенно сказал Мирон Васильевич. — А бывшую свою одежонку сверни. Пойдем-ка в одно место.

Мирон Васильевич привел недоумевающего Сережку к ларьку, где принимали утильсырье. Подал ему пакет, захваченный из дома. Приказал:

— Разверни.

В руках Сережки оказался его старенький, много раз залатанный лыжный костюм. Сережка вручил его сборщику утиля:

— Прошу принять мое прошлое.

Цена этого прошлого оказалась копеечная. Медяков едва хватило на разноцветную погремушку для младшего ребенка Панковых. Взяли еще две маленькие куклы в пестрых платьях. За них пришлось доплачивать.

Угрюмому и равнодушному приемщику утиля было невдомек, какое важное событие происходило сегодня в жизни Сережки Трубникова. Вручая голубоглазые куклы, он спросил простуженным басом:

— Женка двойню принесла?

— Не женат по причине малолетства.

— А куклы для кого берешь? Для себя?

— Хочу подарить милиционеру.

— Чудак! — отозвался приемщик.

Сережка еще что-то хотел сморозить в ответ, но, обернувшись, увидел, как вдруг заколыхалась базарная толпа. Милиционер вел за руку грязного подростка и выговаривал ему:

— Опять смотался из детдома? Опять к карманам потянуло?

— Последний раз, дяденька… Больше не буду, — хныкал тот.

— Знаем мы вашего брата!

Сережка знал этого беспризорника — Петьку Хомутова. У паренька, как и у Сережки, была нелегкая судьба.

— Товарищ милиционер, можно на минуточку, — почтительно обратился Сережка к милиционеру. И к Панкову: — Мирон Васильевич, ведь я такой же был?

— Точно, — согласился Панков. — Знаете, товарищ милиционер, разрешите нам забрать с собой этого пацана?

Беседа была непродолжительной. Милиционер отпустил Петьку, для порядку пригрозив пальцем:

— Смотри, не балуй, в хорошие руки отдаю!

Петька скоро пришел в себя. Он с восхищением разглядывал Сережку:

— Какой ты нарядный стал! Жених вроде. Работаешь где-нибудь?

— А как же! На заводе, в мартене, — гордо ответил Сережка. — Вот что, друг. Это позор — такому хорошему парню пропадать на базаре. Бросай свое ремесло. Иди к нам на завод.

— Верно! — подхватил Санька.

— Правильно! — одобрил Мирон Васильевич.

А Сережка, ободренный дружеской поддержкой своих друзей, продолжал:

— Рабочий — это, брат, такая сила! Они все могут! Честное слово, иди к нам, Петька. Знаешь, какие у нас ребята? Вот какие! — и он широким жестом показал на друзей — товарищей своих — Саньку Брагина, Гриньку Вохминцева, Андрея Панкова.

Петька улыбнулся. И вдруг с размаху шлепнул ладонью по Сережкиной руке:

— Идет!

А. Головин СТИХОТВОРЕНИЕ

Об этом городе ты мне давно писала:
Кругом в горах — огромное село,
В кремнистый этот уголок Урала
Тебя каким-то чудом занесло.

Здесь только ветры, да снега, да горы,

Да будто канонада по утрам —
Взрывают гор ущелья, по которым
Надсадно выли волки по утрам.

Народ в селе приветливый и скромный,

И школа — у подножия вершин,
А рядом — корпуса, цеха и домны,
Доносит ветер в классы ритм машин.

Писала: «Много дел, однако силы

Как будто прибывает с каждым днем…»
А мы сейчас с тобою старожилы
В том городе, что был тогда селом.

Н. Кутов СТИХОТВОРЕНИЕ

Когда в купе или в каюте
На жесткой койке плохо спишь,
То все мечтаешь об уюте,
Домой торопишься, спешишь.

Порядки местные ругая,

Гостиниц холод, грязь и тьму,
В свой дальний город приезжая,
Так рад жилищу своему.

Но стоит только чемоданы

Внести мне в комнату, опять
Вдаль манят города и страны,
Где не успел я побывать.

Вновь тянет в путь, большой и трудный,

Томит по странствиям тоска.
Боюсь, что в комнате уютной
Я обмелею, как река,

Боюсь, чтобы привычек сила,

Любовь к теплу и тишине,
Вдруг от меня не заслонила
Большую жизнь в моей стране.

С. Нариньяни РАССКАЗ О ВЕДУЩИХ ШЕСТЕРНЯХ