У трибуны тут же появился высокий мужчина средних лет. Его худоба не маскировалась даже костюмом, и всем казалось, что перед ними стоит облачённый в пиджак и брюки скелет. Впалые, гладко выбритые щёки, тонкие чёрные волосы, аккуратно стриженные под полубокс, и усталый, упёршийся в бумаги взгляд выдавали в нём человека интеллектуального труда в полном смысле этого слова. А когда его длинные и тонкие пальцы нацепили на нос очки с круглыми линзами, он и вовсе перестал представляться присутствующим иначе, как сидящим за горой трудов Маркса, Ленина и Сталина. Посмотрев на них Из-под толстых стёкол очков, Андреенко начал свою речь.
То, как он говорил, не шло ни в какое сравнение с его предшественниками. Аналогичные аргументы и доводы преподносились им настолько прозрачно и очевидно, что даже самые ярые противники реформы начали ловить себя на мысли о том, что им уже не так сильно хочется опровергать тезисы Косыгина. Уродливая худоба тела Василия Александровича, в первые моменты речи вызывавшая у многих некоторое отвращение, теперь как будто скрывалась за мощью его разума. С каждой фразой уверенность в своей правоте у каждого его потенциального оппонента растворялась в признании неоспоримого превосходства этого человека, решившего бросить отчаянный вызов всему консервативному крылу КПСС.
Обладая одновременно глубиной философских рассуждений и прямотой официально-делового языка, его фразы вместе с этим казались ещё и такими простыми, что никому не приходилось прикладывать ровным счётом никаких усилий, чтобы в мельчайших подробностях понять их весьма сложный смысл. И именно это не позволяло никому оторваться от прослушивания речи даже на один короткий миг. Без тени негатива и агрессии к оппонентам, без какого-либо тяжёлого напора на них, Андреенко в пух и прах разносил все их предыдущие доводы. Одну лишь симпатию вызывал у всех его спокойный и ровный голос. Даже после того, как он начал затрагивать смежные темы и тем самым отходить от основного вопроса, никто даже не подумал прерывать его. Члены ЦК КПСС, постоянно занимавшиеся тщательным взвешиваем всех "за" и "против", задумались так, что не хотели отвлекать себя дебатами с Василием Александровичем.
Сомнения поселились в душах всех участников Пленума, когда он покинул трибуну. То, в чём пять минут назад многие готовы были чуть ли не клясться, теперь заставляло глубоко задуматься относительно своей неоспоримой верности. Сложные мыслительные процессы настолько захватили депутатов, что их аплодисменты Андреенко показались робкими и тихими. После его речи Пленум продолжался недолго. Пыл дебатов остыл, дав волнениям переместиться в головы депутатов. Через полчаса они уже покидали зал собрания.
Направляясь к выходу, Василий, как всегда, шёл со слегка согбенной спиной. Держа в руке портфель с бумагами, он постоянно смотрел в пол и поэтому не заметил, как перед ним появился Косыгин.
- Василий Александрович, - обращение прозвучало так неожиданно, что Андреенко встрепенулся от испуга, - Ой, простите, пожалуйста.
- Н-ничего, - робко ответил Андреенко, поправив покосившиеся очки. - Я слушаю вас, Алексей Николаевич.
- Позвольте пожать вам вашу мужественную руку, - Косыгин протянул Валисию ладонь. После того, как крепкое рукопожатие сотрясло чуть ли не всё его хрупкое тело целиком, тот, чью реформу он так рьяно защищал, заговорил громче. - Я знал, что не зря беру вас в свою администрацию. Ещё одна подобная ваша речь, и у нас появится шанс реанимировать все наши задумки. Я верю в вас, товарищ Андреенко. И, как всегда, я готов помочь вам, чем только пожелаете.
- Не стоило так..., - засмущался Василий.
- Стоило. Я хочу, чтобы вы знали, молодой человек, у вас большое будущее. Ваше выступление смогло сделать то, к чему не приблизился никто другой. А что до идей усиления пропаганды, вы, без сомнения, сможете собрать вокруг себя единомышленников. А теперь прошу простить. Я должен быть на внеплановом совещании в Политбюро.