Земля Сахария

Земля Кубы оказалась исключительно благоприятной для древней культуры, сложными путями попавшей сюда в начале XVI века вместе с конкистадорами Диего Веласкеса. Испанцы поняли это очень быстро. Более 300 лет невольничьи корабли бороздили Атлантический океан между западным побережьем Африки и карибскими островами, свозя сюда — взамен истребленных индейцев таино, сибонеев и карибов — негров, наследников древней культуры йоруба, конго, арара, карабали, для нечеловеческого труда на плантациях, сахарных заводах. Так сахар во многом определил лицо молодого народа, характер его культуры, складывавшейся в ходе смешения европейских и негритянских переселенцев. Чтобы расчистить путь тростнику, свели на нет великолепные леса по всей равнине от восточных хребтов Сьерра-Маэстры до западных гор провинции Пинар-дель-Рио. Так сахар преобразил ландшафт страны. Интересы сахарного производства определяли места строительства заводов, населенных пунктов, портов, дорог. Так сахар начертал экономическую географию острова. Конечно, это произошло не сразу. В XVI веке Куба производила около 3 тонн сахара в год, в середине XVII столетия — около 500 тонн в год, к рубежу следующего века — 1 млн. тонн, в нашем столетии эта цифра не опускалась ниже 2–3 млн. тонн. Куба стала «страной Сахарией», крупнейшим в мире производителем ценного продукта, а сахар превратился в то, что экономисты называют монокультурой. Источник богатств страны в условиях господства американских толстосумов, сменивших испанских колонизаторов, он стал в то же время ее бедствием, петлей-удавкой. На острове производился главным образом сырец, заводы по рафинированию находились в США — основном скупщике и потребителе кубинского сахара. Система квот, введенная Соединенными Штатами, стала средством закабаления, политического шантажа: неспокойно было на острове, квота могла быть снижена, а то и вовсе отменена, а это ставило страну на грань катастрофы, оставляло незанятыми рубщиков тростника, которые большую часть года вынуждены жить на то, что зарабатывают за 2–4 месяца в период сафры. Именно так США попытались удушить кубинскую революцию 1959 года.

Однако для героев романа это уже далекое прошлое, не столько хронологически, сколько в силу необратимости осуществленных революцией преобразований. В памяти Дарио, осмысливающего путь, который привел его сюда, на поля сахарного тростника, возникают некоторые ее эпизоды: хмельная радость первых лет победы, организация отрядов народной милиции, Плайя-Хирон, суровое испытание карибским кризисом 1962 года, когда над страной нависла угроза американской интервенции, не менее суровое испытание в схватке с ураганом «Флора», обрушившимся на остров на следующий год, сложные задачи организации нового общества…

Проблема сахара заняла немалое место в новой Кубе. Читатель обратит внимание на то, что отношение героев к сахарному тростнику непростое, несентиментальное, а порой, может быть, даже ожесточенное. Это не просто ожесточение от тяжелой работы. Прошлое оставило свой след в их памяти: тростник всегда был для кубинцев не только знакомым с детства пейзажем, благом, но и одним из несчастий страны, символом отсталости. Характерная нота проскальзывает в разговорах героев: «Как же так? Социализм и снова тростник? Люди в космосе и снова тростник?» Это следы романтических настроений первых лет строительства социализма, когда казалось возможным одним махом изменить веками складывавшуюся структуру хозяйства. Народная власть много сделала для диверсификации экономики, появился целый ряд новых отраслей промышленности, модернизированы старые, но сахар остался основой всего хозяйства. Тесное сотрудничество и помощь, которые были оказаны Кубе Советским Союзом и другими социалистическими странами, гарантировали постоянные рынки сбыта этого традиционного товара на льготных условиях, сделали его источником подъема всей экономики…

И вот Дарио здесь, на знойном поле, с мачете в руках, один на один с тростником. Обычное дело? На протяжении нескольких страниц читатель остается наедине с героями, словно вне рамок времени. Идет извечная борьба за «хлеб насущный». Обычное дело кубинца. Но время вполне конкретно: провинция Камагуэй, 1965 год, Пятая народная сафра. О нем сигналят вспыхивающие искрами слова «товарищ», «революция», «доброволец». Перед читателем проходит один, и не из самых трудных дней сафры — воскресенье, когда работают только до полудня. Впереди — обед и отдых до следующего утра. Но это-то утро воскресного дня, наверное, самое трудное. Выдержать, выстоять — это не просто превзойти предел своих физических сил. Это нечто большее. Пафос сражения с тростником — пафос нового труда, труда, требующего напряжения всех душевных сил, нового рождения души.