Земля Сахария

Дарио открывает глаза. Оглядывается. Гамаки. Люди. Товарищи. Дарио потягивается. Руки совсем занемели. А ладони все в волдырях. «Ты на них помочись», — посоветовал Папаша. Дарио не может согнуть пальцы. Распухли. Спать хочется. Спина болит. Словно тебя избили. И поясница. И все суставы. Судорога сводит руку. Если б выспаться! Возьму и скажу, что у меня жар. Или печень болит, сердце, что-нибудь. Тяжелая болезнь — это не шутки. И тогда можно будет послать к чертям Арсенио с его свистком. Он-то останется на кухне. А нам идти на работу. Такой холод. Страшно выйти из барака. И все тело болит. Нос заложило — не продохнуть. Саднит в горле. Болят руки, плечи, живот, ноги. Особенно — ноги. Надо встать. Надо взять себя в руки. Сбросить куртку, положенную поверх красного одеяла. Поднять москитную сетку. Нет, ни за что на свете! Вот буду лежать, и все тут! Вставай, мачетеро! Поднимайся. Ох, еще бы поспать! Ну, бодрей! Чувствуешь себя еще более усталым, чем вечером, когда ложился. Надо взять себя в руки. Надеть рубашку (а она вся черная от копоти). Взять синие штаны, встряхнуть — не забрался ли скорпион. Тараканы бегают по ногам, щекочут своими тонкими лапками. По всему бараку, куда ни глянь, разбросаны штаны. Никто не хочет вставать. Сегодня они не пойдут. Воскресенье свято. Кто-то острит: «У меня есть справка из родильного дома!» Все измучены, сил больше нет. И у Дарио тоже. Ругаются. Придумывают причины, хитрят, как дети. И Дарио тоже такой. Он сует ноги в ботинки. Не влезают. Шнурки порвались. Надо связать. Ну вот, наконец-то. Дарио одет. Берет сомбреро. Мачете. Перчатку на левую руку. Кувшин с водой. Снаружи собачий холод. Если б остаться в бараке и еще немножечко поспать. Или уехать в Гавану. Нет. Надо взять себя в руки. Другого выхода нет. Мы же добровольцы.

Снаружи еще темно. Пронизывающий холод. Над умывальниками тени рубщиков. Вода, наверное, ледяная. Дарио смотрит издали. Ну нет, я хитрый. Если умыться, пожалуй, совсем обледенеешь. Дарио направляется к кухне. Пахнет кофе. Арсенио наклоняет ведро над огромным баком. Бурая водянистая жидкость льется в бак. В ожидании кофе Дарио присел на корточки у плиты, потирает руки. Хорошо, тепло. Сквозь дым, стоящий пеленой, видны закопченные кастрюли, развешанные на стене половники, алюминиевые подносы, закапанные салом. Ему наливают кофе в жестяную кружку. Дарио подносит кружку ко рту и наслаждается первым глотком — теплая жидкость скользит по языку, медленно затекает в горло. Ну-ка бодрей, мачетеро! Скоро наступит утро. А потом день. А потом ночь. И завтра будет снова утро…

Петух поет. Мотор заработал, тяжело завертелись крылья мельницы. Пришли еще мачетерос, все обросшие, в сомбреро. Чихают. Хорошо бы простудиться как следует, тогда отпустят отсюда! Один рубщик все насвистывает. От холода, что ли? Тс-тс-тс. Арсенио режет хлеб, раздает каждому по куску. Дарио медленно пережевывает хлеб. Макает остаток в кофе. Он завтракает стоя. В углу — Мавр. Натирается мазью: мажет грудь, руки. Все тело Мавра пропахло ментолом. Слышно, как точат мачете о камень. Жужжит брусок. Томегин прячет хлеб в карман. Про запас. Дарио переворачивает кружку. Все, больше нет ни капли. Он ставит кружку на деревянный стол. Завтрак кончен. Во рту еще чувствуется сладковатый привкус. Дарио проводит ладонью по усам, вытирает губы.

Кто-то включил транзистор. Писк морзянки. Путаница голосов. Свист. Приемник трясут, бьют по крышке. Они его сломают! Треск. И наконец: «Добрый день. Вы слушаете «Голос Америки». Начинаем нашу передачу из Вашингтона. Слушайте нас на волне пятьдесят и двадцать пять метров»… На волне лжецов и злопыхателей! «А сейчас, как всегда в 6 часов утра, «Голос Америки» начинает передачу «Встреча с Кубой». Пауза. «Правительство Кастро вынуждено снова обязать жителей страны под угрозой лишения работы участвовать в уборке сахарного тростника». Подходите, сеньоры, говорят о нас. «По полученным сообщениям, коммунистическая диктатура Кастро намерена мобилизовать всех рабочих и студентов страны в связи с критическим положением, в котором оказались власти вследствие отказа героических кубинских крестьян работать на землях, отнятых у них государством». Оживленные возгласы. Хохот. «Пусть придут и посмотрят на нас своими глазами! Если только осмелятся. Они растерялись, не могут ничего понять». Кто-то кричит: «Да выключи ты эту заразу!»