— Непременно нужно узнать, верно ли мое подозрение, — закончил он. Если они начали приносить в жертву людей, то, начав с вампу, они могут перейти и к нам, если бедствия не прекратятся.
Flo узнать что-нибудь об этом факте. не было возможности. Воины рассказывали охотно, что шаману на молении духи велели принести в полночь жертву, обычную жертву — белого оленя, на берегу священного озера, после чего вода начала выступать из жерла и залила на их глазах все дно. Они отрицали, что было землетрясение в эту ночь, очевидно, не заметили его на ходу к озеру или во время моленья на берегу.
Прошло несколько дней; была только половина августа, но пахло глубокой осенью; каждую ночь были морозы, туман, иней; листья на деревьях, не успев пожелтеть, валились, трава на полях вся поблекла и полегла. Перелетные птицы исчезли и озера опустели; за ночь они теперь замерзали целиком и едва оттаивали к вечеру. Солнце часто скрывалось за густыми тучами и еле грело. Женщины начали вытаскивать из мешков зимние одежды и спешно чинить их. Мужчины усиленно занялись заготовкой дров. Путешественники опять начали замечать недружелюбные взгляды, которые бросали на них онкилоны при встречах, а женщины, кроме Аннуир, снова стали чаще отлучаться и проводить время в землянке Амнундака. По совету Ордина Аннуир тоже начала уходить вместе с ними, чтобы не выделяться своей преданностью чужестранцам и поэтому легче узнавать замыслы онкилонов.
Пятнадцатого августа с утра подул северный ветер и началась настоящая пурга — валил снег при температуре в несколько градусов ниже нуля. К полудню снег прекратился, и, выйдя из землянки, путешественники могли видеть Землю Санникова в полном зимнем наряде, поляну, покрытую толстым слоем снега, оголенный лиственный и украшенный снегом хвойный лес. Онкилоны тоже вышли из землянки вождя и осматривались; женщины сейчас же побежали к ним.
В сумерки к путешественникам пришел Амнундак, что не случалось уже давно, со времени размолвки после землетрясения, разрушившего его жилище. Он присел к костру и, грея руки, уставившись взором в огонь, повел такую речь:
— Что же это будет с нами, белые люди? Зима пришла на целую луну раньше времени. Деревья даже не желтели, а замерзли. Птицы улетели, солнце не греет. Если снег будет все прибавляться, — все наши олени погибнут. И быки, лошади, носороги тоже погибнут. Чем онкилоны будут питаться?
Путешественники слушали молча эти сетования, они знали причину преждевременных холодов и знали, что на улучшение нет надежды, пока не восстановятся подземные пути, дававшие котловине тепло. Но кто мог сказать, когда это случится? И чем они могли обнадежить Амнундака?
Не получая ответа, последний поднялся и, подняв руку с угрожающим жестом, сказал:
— И все это сделали вы! Вы пришли к нам из страны снегов и холодов и принесли сюда холод и снег, потому что вам они приятны, вы любите жить на белой земле, белые люди! Холодом и снегом вы хотите погубить всех онкилонов, чтобы занять нашу землю. Чукчи вытеснили наших предков сюда, вы, могущественные белые колдуны, хотите погубить нас совсем!
Он круто повернулся и вышел из землянки. Путешественники обменялись встревоженными взглядами, и когда вождь удалился, Горюнов сказал:
— Теперь, я думаю, медлить уже нечего, — нужно уходить завтра пораньше в путь; дует северный ветер, озера замерзли, тумана не будет, снег еще неглубок.
— Да, если он еще подвалит, нам без лыж трудно будет идти, — прибавил Костяков.
— И зимней одежды у нас здесь нет, все на складе, — заявил Ордин.
— Вы, как знаете, — решительно сказал Горохов, — а я останусь у онкилонов. Этот холод скоро пройдет и мы заживем по-прежнему. А вы во льдах пропадете, не добравшись до Котельного.
Его стали убеждать, но он упорно твердил, что здесь лучше, чем в Казачьем, жизнь сытая, спокойная, жена хорошая, землянка теплая, — нечего на судьбу роптать.
— А если вас, Никита, зарежут, как зарезали вампу? Принесут в жертву богам, чтобы холод кончился, — спросил Горюнов.
— Пустяки говорите!. Вампу убежал. Онкилоны людей не режут. Если бы резали — давно бы нас всех прикончили, не стали бы разговаривать, как вот Амнундак сейчас приходил. Просить будут нас, а не резать.
Воцарилось тягостное молчание.
Немного погодя Горохов поднялся и вышел, а через минуту вбежала Аннуир.
— Сейчас Амнундак пришел от вас к себе и сказал нам: белым людям больше женщин не дадим. Пока они не прекратят холод и снег — вы живите у меня, туда не ходите, а то вам худо будет. А все мужчины и женщины закричали: «Давно бы так, пусть они поживут без жен, без молока, без лепешек. Я только попросила отпустить меня за моим одеялом. Он сказал: «Иди, но сейчас возвращайся назад!»
Аннуир взяла свое меховое одеяло и сказала Ордину на ухо:
— Ночью, когда там уснут, я приду к тебе, расскажу, что узнаю; дело кажется нехорошее.
Она убежала, оставив путешественников в угнетенном настроении.
— Да, завтра уходим чуть свет, — сказал Костяков; — Это очевидно первый шаг в цепи репрессий, ожидающих нас, чтобы заставить отменить раннюю зиму.