Земля шорохов

Сами по себе лирохвосты не так уж и эффектны, скорее, даже довольно бесцветны, вроде самки фазана. Вся их прелесть заключена в хвосте, в двух очень длинных, изящно изогнутых перьях, очертаниями напоминающих старинную лиру. Эта иллюзия тем сильнее, что пространство между лировидными перьями заполнено ажурным узором из тончайших белых перьев, похожих на струны. Когда подходит начало брачного сезона, самцы выбирают себе в лесу участки, которые превращают в «танцевальные залы». Своими сильными ногами они расчищают площадку, причем опавшие листья собирают в кучу в центре, так что получается своего рода эстрада. Затем начинаются брачные игры, и я затрудняюсь назвать более захватывающее зрелище. Хвост и пение — вот два средства, с помощью которых самец старается соблазнить всех дам в округе, и, возможно, они и устояли бы против хвоста, но против такого пения, по-моему, устоять невозможно. Лирохвост — подлинный мастер подражания, и он включает в свой репертуар песни других птиц, да и не только песни, а все звуки, которые ему придутся по душе. Казалось бы, должна получиться какофония, но на самом деле выходит нечто совершенно восхитительное.

Пробираясь через влажные заросли, мы то и дело видели следы лирохвостов — помет и борозды от когтей на подстилке; это нас ободряло. Затем нам попалась и «танцевальная площадка». Меня поразили ее размеры — она была около двух с половиной метров в поперечнике, а высота «эстрады» посередине составляла приблизительно восемьдесят сантиметров.

— Это одна из площадок Спотти, — объяснила Айра. — Он у нас один из самых старых и самых ручных. Я на него особенно рассчитывала, его намного легче снимать, чем других.

Но пока что не было видно ни Спотти, ни других лирохвостов. Вскоре мы дошли до лощины, где древовидные папоротники росли в окружении огромных валунов, облаченных в зеленые шубы из меха. По дну лощины, журча, бежал ручеек с крохотными белыми пляжами в излучинах. И вот тут-то, идя вдоль ручья, мы увидели первого лирохвоста. Айра, возглавлявшая нашу колонну, вдруг остановилась и подняла вверх руку. Мы тихонько подошли к ней, и она показала на малюсенький пляж метрах в пятнадцати от нас. Там на песке, чуть наклонив голову набок, стоял лирохвост и смотрел на нас большими, блестящими темными глазами; его огромный хвост был подобен пышному кружевному жабо. Наконец лирохвост решил, что мы вполне безобидны, покинул пляжик и грациозно зашагал между толстыми стволами древовидных папоротников, то и дело останавливаясь, чтобы энергично поскрести подстилку своими мощными ногами. Мы было последовали за ним в надежде, что он свернет и выйдет на просеку, так как в лощине было слишком темно для съемки, но он весь ушел в добывание пищи и продолжал углубляться в чащу. Впрочем, уже то, что мы все-таки увидели лирохвоста, нас чрезвычайно воодушевило, и мы вернулись на просеку в приподнятом настроении. Согревшись горячим кофе, мы разделились и начали обследовать опушку леса вдоль просеки.

Мы так настроились на поиски лирохвостов, что встречи с другими лесными жителями явились для нас полным сюрпризом. Первыми нам попались три дородных птенца кукабурры — три «смешливых дурака», как называют в Австралии этих гигантских зимородков. Тройка сидела в ряд на ветке, красуясь шоколадно-серым оперением с нарядными синими заплатами крыльев. Полоска черных перьев на голове образовала как бы полумаску, придавая птенцам неожиданное сходство с тройкой толстых мальчишек, играющих в бандитов. К нашему удивлению, зимородки, завидев нас, издали резкий стрекочущий клич, слетели вниз и сели прямо перед нами, после чего запрыгали взад-вперед и принялись сипло кричать, взмахивая крыльями и просительно разевая свои широкие клювы. Айра, лучше нас знавшая обычаи Шервудского Леса, преспокойно извлекла из кармана большой кусок сыра, и мы стали потчевать крикунов этим несколько неожиданным лакомством. Наконец, набив себе животы сыром, зимородки тяжело взлетели на сук и опять устроили засаду, подстерегая новые жертвы.

Следующий обитатель леса поразил нас еще больше, чем кукабурры. Я уныло стоял перед кустами, соображая, в какую сторону лучше направиться, чтобы найти лирохвостов, как вдруг тихонько хрустнули ветки и появился толстый серый зверь ростом с крупного бульдога. Я сразу узнал вомбата. В прошлом (когда я работал в зоопарке Уипснейд) у меня был как-то длительный и пылкий роман с очаровательным представителем этого вида, и с тех пор я к ним неравнодушен. На первый взгляд вомбат напоминает коалу, но у него гораздо более плотное сложение, и он больше смахивает на медведя, так как приспособлен к наземному образу жизни. У него сильные, короткие, слегка искривленные ноги, и косолапит он совсем по-медвежьи; зато голова больше похожа на голову коалы — круглые глаза-пуговки, овальная плюшевая заплатка носа и бахромка по краям ушей.