Земля соленых скал

Темный ком упал на серую спину зверька. Я остолбенело смотрел, как огромный горный орел, впившись когтями в бока пронзительно кричащего кролика, широкими взмахами крыльев поднимает вверх свою добычу.

Мой лук был натянут, стрела на тетиве. Еще один взмах крыльев, второй, третий... и тетива моего лука зазвенела. Раньше чем орел поднялся на безопасную высоту, за ним полетела стрела. Задыхаясь от возбуждения и неожиданной радости, я увидел, как стрела догнала орла и впилась под правое крыло. Большая птица затрепетала крыльями, еще немного, последними усилиями поднялась вверх, но уже через минуту начала медленно падать на распростертых крыльях.

Я подбежал к орлу. Он был еще жив и готовился к борьбе, взъерошив перья. Его правое крыло беспомощно свисало, но он изо всех сил бил другим и целился в меня клювом и яростно шипел. А был он величиной почти с меня. Я сначала попятился от него, он же, бесстрашный, грозный и разъяренный, наступал. Мне нужно было остерегаться: одним ударом огромного клюва он мог разбить кость руки. Я взялся за томагавк.

Борьба была недолгой. Из когтей мертвой птицы я вырвал кролика - его не нужно было даже добивать - и забросил за спину двойную добычу. Орел был очень тяжел. Крылья свисали по бокам, хвост волочился по земле. Вид у нас, наверное, был такой, будто большая птица, держа меня в когтях, направляет мои шаги. Когда я увидел нашу общую тень, я был поражен: она напоминала фигуры, вырезанные на нашем тотемном столбе, - тень огромного человека-птицы.

День был жаркий, и я с трудом дотащился до лагеря. Но мне придавали силы радость и гордость от неожиданной победы. Но в то же время где-то в глубине души таилось сожаление, что такого большого и грозного воина, как этот орел, настигла стрела маленького мальчика, который не имеет никаких заслуг. Перед глазами у меня все еще стоял образ раненой птицы, боровшейся до последнего мгновения, не складывавшей крыльев, не прятавшей под них голову.

Однако я обо всем забыл, когда при входе в лагерь меня радостно встретили друзья. Они выбежали мне навстречу, крича и смеясь. Я увидел их круглые от удивления и зависти глаза. Конечно, по обычаю взрослых воинов, возвращавшихся с охоты, я не обращал внимания на детский визг маленьких ути, которые еще ни разу не убивали горного орла.

Я шел прямо к шатру Овасеса.

Крик мальчишек вызвал старого воина из шатра. Я положил птицу к его ногам. Он наклонился над орлом, начал внимательно рассматривать его крылья и, только когда увидел мою стрелу, обернулся ко мне и минуту внимательно смотрел на меня. Все замолчали. Он же извлек стрелу из туловища птицы и, вручая ее мне, сказал:

- Ути, ты совершил первый мужской подвиг. Иди покорми своего пса, как приказывал Горькая Ягода, а потом приходи ко мне.

Тауга чувствовал себя лучше. Горькая Ягода был великим колдуном. Я забыл о том, что совершил свой первый мужской подвиг и, увидев Таугу, поднявшегося при виде меня на ноги, чуть не разревелся, как девочка. Пес, приветствуя меня повизгиванием, шел ко мне, пошатываясь на ослабевших ногах. Я вернул его на место. Смеясь и рассказывая ему о своей охоте, я быстро выпотрошил кролика и вынул печень.

Тауга набросился на нее, как здоровый голодный пес. И похоже было, что уже ничего не угрожало его здоровью.

День был прекрасен, мир был прекрасен, меня ждала награда от Овасеса. Я шел к его шатру, стараясь не смотреть по сторонам и скрыть радость, разгоравшуюся во мне все больше, как костер из сухого можжевельника.

Овасес ждал меня у входа в шатер. Он приветливо взял меня за руку и ввел внутрь.

Я был здесь впервые и с благоговением осматривался вокруг. Шатер был полон медвежьих, волчьих и оленьих черепов, красивого старого оружия, томагавков с резьбой на рукоятках, луков, почерневших от давности, украшенных перьями копий, блестящих шкур, чародейских знаков для защиты от злых духов.

Учитель указал мне на одну из медвежьих шкур. Я сел. Сам он устроился напротив меня, подмостив себе под спину шкуры, чтоб было помягче, и раскурил маленькую трубочку. Потом он поднял руку в знак того, что я могу начинать свой рассказ.

Воины ценят свои слова. Поэтому я не подчинился приказу немедленно и не начал болтать языком, как девушки, возвращающиеся с речки. Закрыв глаза, я припоминал, как я подкрадывался к кролику, неожиданное нападение орла, полет моей стрелы.