Земля солнечного огня

Похож такыр на старую торцовую мостовую. И на кафельный пол в ванной комнате, и на сплющенные гигантские соты. На старый растрескавшийся асфальт. И на паркет из глиняных плиток.

Серый он весь, унылый — ни кустика. Плоский, пустой — до горизонта.

Сухой — весь потрескался.

Крепкий — под ногами звенит.

Блестящий — глаза режет.

Злые смерчики по нему завиваются. Да скачут бездомные перекати-поле.

События на такыре

20 марта. Такыр залили вешние воды: целое озеро! Живая вода оживила мертвый такыр. Все вмиг изменилось. На воде плещутся и крячут пролетные утки. На берегах бегают и свистят кулики. Вместо пустынности — оживление, вместо тишины — гвалт.

1 мая. Вода на такыре высохла, такыр превратился в болото густой липкой грязи. Утки улетели, но кое-где бродят еще длинноногие кулики. Им-то, длинноногим, грязь нипочем. А вот заползла на такыр глупая черепаха и увязла, забежала ящерка — влипла, шлепнулся жук — и присох.

Осторожные звери стороной теперь обходят опасный такыр.

5 мая. По краям такыра нарастает сухая корочка заберегов. Будто кто берега глиняными плиточками мостит. Пролетные кулики-камнешарки дружно подсовывают под плитки длинные свои носы, словно ломики и — раз, два — взяли! — разом плитку переворачивают. А под ней в сырой глине червяки, личинки, пауки и жуки. Не напрасно камнешарки под плитами шарят, суют носы во все щели…

20 мая. Засох такыр, растрескался такыр и зазвенел. Стал опять как поле, закатанное асфальтом. Тут и там темнеют на нем панцири высохших черепах и жуков. А живого не видно и не слышно.

Перепуганный жук

Ну и труслив этот жук-каспика!

Чуть пальцем тронь — а у него от страха все шесть ног сразу подогнутся. Упадет на песок и лежит словно мертвый.

Когда просто ползет — оставляет вот такой след.

А как услышит шаги — перетрусит сразу, засуетится, побежит, волоча брюшко. Прямо приседает от страха! И след перепуганного жука вот такой.

Скарабей катит шар

Вот торопится, вот уж старается! Под горку шар придерживает, в горку подталкивает. Суетится, волнуется, падает. И остается на песке или пыли вот такой странный след.

В конце следа — бугорок. Под бугорком норка, а в норе сам скарабей с шаром навоза.

А если скарабей без шара бежал — то остается на песке вот такой след.

Следы разные

1. След песчаного тарантула. 2. След фаланги. 3. След скорпиона с поднятым и опущенным хвостом.

1. След ночной бабочки. 2. След ушастой круглоголовки на тихом 3. и быстром бегу.

Следы жуков

1. След жука-носорога. 2. След майского жука. 3. След жужелицы Маннергейма.

Силуэты на проводах

На проводах сидят щурка, сизоворонка, майна, пустынный сорокопут-жулан, а на столбе — пустынный белокрылый дятел.

С днем рождения!

11 мая. Едва успел к радостному событию: у пустынных вьюрков вылупились птенцы! Папа-вьюрок над гнездом песни распевает. Мама на гнезде — прикрывает малышей телом от солнца. А я под гнездом — сгораю от жары и любопытства.

Вьюрок меня заметил и улетел. Я подумал, что он струсил, а он, вижу, обратно летит. Воду в клюве принес. Самочку напоил и птенцам дал по капельке! Сел на сучок и снова песни запел.

17 мая. Наконец-то и у орлов-змееядов вылупился орленок!

Еще три дня назад он пробил в яйце дырочку, а потом два дня свистел в нее — все никак не мог выкарабкаться. Наконец яйцо треснуло и первенец из него выбрался: белый, как клок ваты.

Змееядиха в честь такого события выбросила из гнезда всю порыжелую и высохшую подстилку и настелила свежих серебристых листиков лоха. А змееяд приволок угощение — большущую змею.

Но первенец лежал неподвижно, слабо разевал клювик и смотрел на всех мутными голубыми глазами, и к змее не притронулся.

Много пройдет дней, много переловят орлы змей и ящериц, пока из этого беспомощного орленка вырастет настоящий орел-змееяд.

28 мая. На самом видном месте, в старом следе верблюда, лежали два круглых камешка. Никто на них и внимания не обращал: мало ли вокруг в песках разных камешков и следов?

А сегодня из «камешков» вылупились рыжие козодойчики. Теперь в старом верблюжьем следе два словно комочка сухой глины лежат. И опять на них никто внимания не обращает: мало ли вокруг разных следов и всяких комочков!

Иногда вдруг покажется, что все вокруг давно узнано, все взвешено и измерено. Все вставлено в книги: кто где живет, кто как живет и чем дышит. Сколько жилок на крыле стрекозы, сколько иголок на спине дикобраза, сколько ворсинок на усах жука. И тебе, выходит, ничего не осталось: открывать нечего и узнавать нечего.