Земля солнечного огня

Схватив полное ведро, я дергаю веревку изо всех сил. Веревка потянула меня наверх, песок посыпался на голову.

И вот я наверху. Жара, а меня бьет озноб. Я лег на песок, уткнувшись лицом в ладони. Перед моими глазами проплывают самые страшные видения пустыни: жара, безводье, обманчивые миражи… Но все это меркнет, все бледнеет перед этим колодцем. Сейчас я заглянул в иной мир. Мир, в котором умеющие ползать, извиваться, хватать и кусать были еще сильнее человека. А что может быть страшнее этого?

Без меня, кое-как приспособясь, доставали ведром воду для мулов. Без меня мылись, обливая водой спины и головы. Без меня собрали вещи и навьючили седла. Когда тронулись, я встал и побрел позади каравана.

Пустынный загар

Лежит у меня на столе черный камень. Черный, как антрацит. И такой же блестящий. Но это не каменный уголь, это камень, покрытый густым загаром.

От солнца пустыни загорают и камни.

Камни загорают не за один летний сезон, а за сотни и тысячи лет. Чем дольше смотрел камень на солнце, — тем он черней.

Я подобрал камень в каменистой пустыне. Это особая пустыня, самая страшная и безжизненная. Одни камни и щебень вокруг, как чешуя черной змеи. Редко глаз споткнется о кустик, травинку, сухой стебелек. Ни звука, ни запаха, ни движения. Топчешься на одном месте, и камни скрежещат под сапогами, как масло на раскаленной сковороде. Топчешься, потому что жжет сквозь подошвы, поджаривает живьем.

Я снова и снова вижу все это, стоит лишь положить руку на черный камень. Я кладу и сейчас же отдергиваю: мне кажется, что я обожгусь!

Тревожные барабаны

Тревога! Тревога! В норках песчанок стучат тревожные барабаны: «Тум-тум-тум! Тум-тум-тум!» В поселении замечен враг: то ли варан приковылял, то ли удав заполз, то ли пестрая перевязка рыскает в подземных ходах. «Тум-тум-тум! Тум-тум-тум!» Тревога! Тревога!

Песчанки мечутся по своим коридорам, быстро барабанят о землю задними лапками. Гремят сигнальные барабаны.

Кровопийцы

Самые в пустыне бесстрашные и кровожадные — крохотные комары и москиты.

Никого они не боятся! Смело нападают на волков, на гиен, на шакалов.

В зарослях, в гнездах и дуплах пьют горячую кровь фазанов, орлов, сычей, дятлов. В норах, логовах, трещинах сосут холодную кровь змей, ящериц, черепах. И никто от них не спасется.

Глаза на песке

Сыпучий песок — песчинка к песчинке. Но две песчинки особо лежат, они чуть покрупней других, — как два пшенных зернышка. Страшная под ними таится опасность. Не крупинки лежат на песке, а глаза степного удава! Сам он зарылся, а наружу одни глаза выставил, благо они у него на самой макушке.

Близорукая ящерица, ничего не замечая, беспечно разлеглась у самых удавьих глаз. Плохо бы это для нее кончилось, но тут остроглазая пичуга заметила «зернышки» и потянулась к ним. И дрогнул песок, метнулась гибкая шея змеи, вонзились зубы, тугое тело, как упругий резиновый шланг, обвилось вокруг добычи.

Осенью следов в пустыне становится больше. Упали дожди, зазеленели травинки. Проснулись суслики и черепахи — наедаются на зиму. Снова появились пролетные птицы и кочевые звери, — только теперь уже с севера.

Следы безногих

Безногие — это змеи. Они оставляют следы не ног, а живота. Но и по следам живота можно отличить «походку» удавчика от стрелы-змеи или эфы. Удавчик — толстый увалень, след его широкий, «пузатый», с крутыми извивами.

След змеи-стрелки узкий, «поджарый», стремительный, с легкой волной извивов.

А след змеи эфы ни с чем не спутаешь. Потому что эфа ползет… боком!

По следам саксаульной сойки

Сойка бегает быстрее всех птиц в пустыне. И за это ее зовут иноходцем. Вот какие следы оставляет она на быстром бегу.

А это следы тихого бега: не всегда же ей носиться сломя голову!

Умеет сойка не только быстро бегать, но и ловко прыгать. Следы ее на прыжках такие.

Следы жуков

1. След медляка-блябса. 2. След песчаного скарита. 3. След чернотелки гигантской.

Силуэты на облаках

Медленно крутит в небе орел беркут. Ниже его крутит черный коршун. А еще ниже каким-то особым воровским полетом торопится ястреб тетеревятник.