Шахты Сикайта
На следующее утро мы наконец отправились на самое крупное месторождение изумрудов Клеопатры в нескольких километрах к северу от входа в долину. Скорее всего, город и шахты разнесли из соображений безопасности. Это обычная практика в местах добычи драгоценных камней: если не подпускать торговцев к месторождениям, то они с большей вероятностью приобретут камни через официальный канал. Мы припарковались у подножия холма и увидели впереди римскую дорогу, которая шла к развалинам. На обоих концах дороги стояли сигнальные башни, кроме того, по пути нам встретились несколько сторожевых башен и караульных постов — наглядное свидетельство того, насколько раньше важны были эти прииски. Мы протиснулись в полуразрушенные домики, где, по-видимому, жили рудокопы, которых на ночь запирали и стерегли солдаты. Рядом с одним из таких домиков фасадом на восток стояло трехэтажное здание, вокруг которого валялись самые красивые черепки. Скорее всего, это церковь.
Собственно сама добыча изумрудов была процессом весьма примитивным. Дональд Макалистер предупреждал в статье 1900 года: «Древние просто копали туннели в тех местах, где, скорее всего, могли встречаться залежи изумрудов, в результате получалась разветвленная сеть ходов и переходов, достаточно широких, чтобы туда можно было протиснуться». Он вместе с товарищами провел в Сикайте несколько недель и осмотрел более сотни шахт, «сквозь некоторые пришлось ползти на корточках больше часа».
Над разрушенным поселением мы обнаружили кучу пещер, над каждой из которых виднелся выцветший номер, нарисованный белой краской. Самым большим из всех, какие нам удалось отыскать, оказался номер 91. Мне стало интересно, уж не Макалистер ли оставил эти отметки. Большинство туннелей были совсем короткими, и когда я светила фонариком, то видела заднюю стенку. Другие же представляли собой глубокие шахты, и их нельзя было осмотреть без веревки.
Затем я обнаружила пещеру, номер которой стерся. Это был короткий туннель, в конце которого находился колодец. Я протиснулась по проходу, а потом спустилась в лабиринт на глубину около двух метров. Наконец-то мне выпала возможность осмотреть настоящую шахту. От нее ответвлялись еще три туннеля, на стенках которых сохранились отметины молотков давно почивших шахтеров. Мне стало интересно, чьих рук это дело — рабов или свободных людей. Археологи не могли точно ответить на этот вопрос. Доктор Шоу сказал, что существовал иероглиф, употреблявшийся, когда речь шла и о солдатах, которых отправляли на войну, и о, выражаясь современным языком, призывниках, которых посылали в каменоломню. «Видите ли, разработка полезных ископаемых приравнивалась к военным походам, ведь и в том и в другом случае предстояло отправиться в отдаленное и опасное место, куда далеко не все попадали по собственной воле».
Нам ничего не известно об условиях труда на изумрудных приисках, но во II веке до нашей эры греческий историк Агатархид так описывал ситуацию на нубийских золотых рудниках всего в паре сотен километров к югу: «Правители Египта собирали и ссылали туда осужденных за преступления, военнопленных, а заодно и жертв ложных обвинений… иногда в одиночку, иногда целыми семьями. Эти несчастные в кандалах работали денно и нощно, им не позволяли отдыхать вовсе и строго охраняли, дабы пресечь любую попытку побега. Поскольку в качестве охранников нанимали иноземных солдат, узники не могли разжалобить их разговорами о своей тяжкой доле… Все это сопровождалось поистине каторжным трудом, поскольку сама природа позаботилась о том, чтобы золото было тяжело добывать, а желание его заполучить было велико…» Возможно, рабский труд использовался и здесь, и это еще одна причина, по которой поселение и город были разнесены географически. Владельцы шахт хотели быть уверены, что рабочим не удастся сбежать.