— Я разумен, — сказал Хинта, повернулся и начал выходить из укрытия. В эту минуту, на самом краю своего поля зрения, Тави заметил чей-то силуэт. Низко наклонившись, к ним бежал человек. Он пришел не с улицы, а со стороны выжженного двора станции землемеров — оттуда же, откуда они сами час назад. Тави еще не успел рассмотреть деталей, назвать имя, а радость уже захлестнула его. Ивара был жив. Ивара пришел к ним. Теперь они были спасены, и не только они, но что-то великое, общее, чем они занимались — снова могло жить.
Так получилось, что они все трое одновременно вышли из укрытия. Хинта с телом брата на руках шагнул на улицу, споткнулся об обломки стены, чуть не упал, но удержался на одеревеневших ногах и пошел дальше, прямо навстречу пулям. Ивара издалека бросился ему наперерез. Тави, растерянный и счастливый, полный мимолетной надежды, оказался между ними и протянул руки к обоим, словно хотел соединить их, обнять, восстановить ту целостность, в которой они пребывали в лучшие дни. А потом он увидел очередь — череду крошечных двойных взрывов, которая мчалась по снегу, камням и кучам мусора прямо к ним. Трассирующих линий не было видно, и казалось, нет никакого стрелка — только сами пули, сама смерть была здесь, ища себе жертву. Все случилось очень быстро. Ивара налетел на Хинту, схватил его; тело Ашайты упало на снег, маленькое лицо отвернулось в сторону. Потом пули догнали их. Тави закричал — страшно, бессвязно. Его друзья упали, покатились по ледяной грязи. И сразу оба вскочили. «Неужели живы?» — испуганно и удивленно подумал Тави. В те секунды он не осознавал, что и сам стоит в полный рост на открытом месте, под шквалом огня. Хинта повернул назад к телу брата. Ивара опять поймал его. Тави бросился к ним, схватил Хинту со своей стороны. Тот упирался, но вместе с Иварой они затащили его обратно в укрытие. Считанные секунды спустя они уже были в относительной безопасности. Упали.
Черное — это мусор. Белое — снег и пепел. Красное — это… это…
— Ивара, Ивара, — потрясенно шептал Тави.
— Я вас нашел, — через силу произнес учитель, держась за правый бок. Из-под перчатки с шипением и пузырьками воздуха вырывалась кровь. Она стекала по пластику полускафандра, пятная снег. — Ашайта мертв? На нем не было шлема.
— Его убили. Наклонись.
Мужчина послушно повернулся. Рана была сквозная, сзади тоже текло, только туда Ивара не мог дотянуться рукой. Тави зажал прострел, почувствовал под ладонью что-то твердое, странное — возможно, обломок нижнего ребра. Теперь он держал рану со стороны спины, а Ивара — со стороны живота.
— Печень. Мне конец примерно через четверть часа.
— Нет.
Ивара посмотрел на него.
— Все в порядке. Не зажимай рану. В этом нет смысла. Вы двое должны выжить. Вам надо уходить. Мы все повернули не в ту сторону. В северной части поселка бой не такой тяжелый. Надо было уходить туда и на тропу вдоль Экватора.
Тави не ответил и рану не отпустил. Сам Ивара тоже не отпускал. Вместе они так сильно сдавили ее, что кровь почти перестала.
Хинта сидел поодаль. Он больше не пытался дойти до брата. Его руки и плечи мелко дрожали, словно от холода.
— Зачем? — спросил он. — Зачем надо было бежать за мной на смерть?
— Потому что ты должен жить, — сказал Ивара. — А ты пытался покончить с собой.
— Это я виноват, — всхлипнул Тави. — Я не стал его останавливать.
— Нет, — ответил Хинта. — Если здесь вообще кто-то в чем-то виноват, то это я. Я забыл. Думал, что один. Я забыл, что ты пойдешь за мной, и уж тем более не думал, что Ивара пойдет за мной. Я забыл, что принадлежу не только себе.
— Так сделай что-нибудь, — зло отозвался Тави.
— Он ничего не может сделать, — сказал Ивара. — Вам двоим надо уходить.
— Мы не уйдем, пока ты не умрешь. Даже если это неразумно, мы не уйдем.
Они замолчали. Тави горько плакал. Хинта сидел, стиснув голову руками. Ивара истекал кровью. Над землей стелился смог, летел пепел пожарищ. Бойня в Шарту не стихала.