— Видимо, да. — Хинта вспомнил, как стал свидетелем ссоры между Иварой и Лартридой Гарай. Она тоже не знала ничего важного о происхождении Ивары — лишь то, что тот болен и что его карьера в Литтаплампе не задалась. Вероятно, она даже не могла из Шарту получить доступ ко всей той информации, на которую Хинта смотрел сейчас. Для нее Ивара был совсем никем. — Странно, что про человека можно говорить не все, чем тот является. Можно разрезать его жизнь, одни ее события выделить и поднять наверх, а другие скрыть.
— Это не странно. Так устроена сама история, сам мир человеческих знаний. Просто подумай, чему Ивара учил нас все это время. Он показывал нам эти самые скрытые области, исчезнувшие, забытые факты. Почему для его жизни должны быть другие правила, чем для истории Аджелика Рахна? О его жизни тоже можно лгать или говорить полуправду. Он и сам делал это многие годы. И только перед нами он раскрыл все секреты.
Потом ребята стали разбираться в незнакомых словах из последней статьи и обнаружили, что Шамугра и Вавейра — это гумпраймы Литтаплампа. Как и говорил Лива, всего гумпраймов было шесть. Каждый из них набирался из людей своего класса и отвечал за определенные, важные для ойкумены решения.
Шамугра был гумпраймом элиты — сердцем литтаплампской аристократии. Чтобы получить там свой голос, нужно было обладать правом рождения. Именно им не захотели в свое время воспользоваться Ивара и его друзья. Вавейра был гумпраймом ученых — сердцем литтаплампской меритократии. Для получения голоса на этом гумпрайме надо было достигнуть вершины образовательной системы. Теперь Хинта понял, о чем говорилось в статье: посвящая себя науке, Ивара и его друзья меняли одни возможности социальной жизни и власти на другие. Арджина — тот гумпрайм, о котором Лива говорил и на котором он проголосовал за военное вмешательство в Шарту — был гумпраймом корпораций. На нем собирались представители всех компаний ойкумены. От статуса корпорации, разумеется, зависело количество доступных ей голосов. Но были еще три других гумпрайма, устроенные совершенно иначе, чем три первых. Тамилита был гражданским гумпраймом Литтаплампа. Здесь собирались представители директорий и дистриктов, в том числе представители куполов. Любой житель города мог проявить себя на районном гумпрайме, а затем стать представителем своего района на Тамилита.
— Вот, — сказал Хинта, — вот это я понимаю. Это демократия.
— Ты же не думаешь, что в Шарту была демократия? В поселке все решения принимались десятком людей. А остальные просто приходили выслушать, что им скажут.
— Думаешь, здесь не лучше?
— А ты думаешь, решения толпы лучше, чем решения тех десяти наверху?
— Я не знаю. Если верить Иваре и Ливе, то здесь зла не меньше, чем в Шарту.
Пятый гумпрайм — Ирпала — тоже был демократическим. На него выдвигались люди с гумпраймов всех городов и поселков ойкумены.
— Почему жители Литтаплампа — одного города — имеют свой гумпрайм, который равен по значению гумпрайму гумпраймов всей ойкумены?
— Наверное, потому что Литтапламп — гегемон, столица. Ее статус хотели подчеркнуть.
Шестой гумпрайм понравился Хинте больше всех предыдущих. Он назывался Натапума, и попасть на него мог любой, даже ребенок. Единственным условием для прохождения на Натапума была популярность. Это был гумпрайм журналистов, но кроме них, туда регулярно проходили все, кому удавалось создавать интересные новости. Любой человек, поднявший тревогу на своем конце ойкумены, мог привлечь к себе достаточное количество внимания, чтобы оказаться на Натапуме.
— Вот это демократия, — одобрил Хинта. — Здесь состав гумпрайма меняется каждые несколько дней. И на нем постоянно выступают те, кто из-за чего-нибудь пострадал.
— Даже мы можем, — кивнул Тави. — Слушай, теперь ты понимаешь, что мог и чего еще может достичь Ивара? Понимаешь, фигурой каких масштабов он является? Он мог и может войти на любой из шести гумпраймов. По рождению — на Шамугра. По своим знаниям — на Вавейра. По праву владения — на Арджина. По первому месту жительства — на Тамилита. В любой момент — на Натапума. И если бы он уехал из Литтаплампа не в Шарту, а в любой более легитимный регион — то он бы смог попасть и на Ирпала. Он человек, перед которым мир распахнул все двери. Если он заговорит, его услышат. Раньше ему нечего было сказать. А теперь есть. У него новость, которая прогремит.
Впрочем, скоро они нашли информацию о том, что один человек не может выступать на двух гумпраймах одновременно. Чтобы сменить гумпрайм, требовалось на пять лет уйти из политики, а затем вернуться и начать все заново.
— Это неважно, — сказал Тави. — Ивара не может говорить сразу на всех гумпраймах, но он может выбрать тот, на котором его голос зазвучит громче.
— Натапума?