Земля в иллюминаторе (СИ)

Хинта кратко и сбивчиво рассказал, как у них в теплице все выключилось, как Ашайта начал кричать, и как они потом все вместе боролись за жизнь. Старик медленно покачал головой.

— Мне шестьдесят четыре года. Когда я был моложе, мне все время казалось, что потом я стану мудрее. Но вот, время прошло, а ничего не изменилось. Случаются плохие вещи, страдают и умирают люди, и когда это происходит, я не знаю, что сказать себе и другим. — Он похлопал Хинту по руке. — Я просто буду ждать, когда ты снова приведешь его сюда. Если он поправится, угощу его лапшой, как раньше. Надеюсь, к тому времени у меня снова будут припасы.

Хинте стало чуть легче.

— Спасибо.

— Не за что, Хинхан. Разве я могу с этим что-то поделать?

По дороге сюда Хинта думал, что больше всего хочет поделиться с Фирхайфом своим видением. Но сейчас, глядя в его усталые глаза, мальчик вдруг ясно понял, что не видит смысла рассказывать про зеленый зал и красно-золотые врата. Фирхайф был слишком здешним, слишком спокойным, слишком старым; у него и так было полно забот и тревог, он как будто присматривал за половиной людей в Шарту, взяв на себя роль доброго духа этих мест. Что толку было беспокоить его разум какими-то безумными картинами из запределья?

— Вы сказали, что застряли на вершине Экватора? — сменил он тему. — И каково там было?

Фирхайф замялся.

— Не знаю, стоит ли мне тебя пугать. Но думаю, рано или поздно об этом всё равно все узнают, так что скажу сейчас. Я видел все до горизонта. По обе стороны от Экватора. Ни единого огонька.

Хинта приоткрыл рот.

— Эта авария была не в Шарту, а во всей литской ойкумене. Может, и дальше. Все перестало работать. Каждый прибор. — Фирхайф легонько щелкнул по экрану одного из своих терминалов. — Эти штуки почти автономны, но они вышли из строя. Все скафандры тоже. И тихоходный, хотя он может ехать без энергии извне. Вот и ты говоришь, что не работал твой робоослик.

— Ни одного огня до горизонта…

— Да. Впервые в жизни я видел темный Литтапламп. Солнце зашло, но купола города не засияли. Когда в них нет света, они в ночи похожи на огромные капли воды. Я думал, меня уже ничем не напугать. Но там, наверху, я понервничал. Я думал, это начало конца. Казалось, сейчас что-нибудь случится, и наша бедная хрупкая Земля… А Экватор подо мной был не таким, как всегда. Он будто дрожал, жил. Возможно, я ощущал, как он разрушается. Думаю, погибли тысячи людей — все, кто оказался один, был неопытен, не сумел перевести свой скафандр на пассивку или пользовался старым, латаным оборудованием, лишенным систем аварийного останова.

— Ну, — пробормотал Хинта, — мне кажется, в Шарту почти все смогли это пережить.

— Да. Но что, если это произойдет опять? Что, если это продлится день, два, три? Сколько людей сможет пережить такой период времени, ни разу ни воспользовавшись электрической энергией? Прости, Хинхан, я напуган, и вот я напугал тебя. С другой стороны, завтра напуган будет уже каждый. — Фирхайф вздохнул. — А как твой светловолосый друг? Ты ведь наверняка уже говорил с ним после катастрофы.

— Э-э… да, — соврал Хинта. — С ним все в порядке. Он был дома, а живет он в административном комплексе. Там все очень надежно.

Они пробыли вместе еще несколько минут, потом пришел сменщик, и Хинта отправился домой. На улице он наткнулся на неожиданно большой отряд ополченцев. Те стояли в свете прожекторов и нервно глядели во тьму. Оружие у них было на боевом взводе. Хинта попытался обогнуть их, но его окликнули.

— Эй, ты откуда и куда? Почему не дома?

— Я как раз туда, — робея, ответил Хинта.

— Дурак! Ночью на улице дети — разве так должно быть? Разве там кто-то должен ходить?

В рядах ополченцев произошла легкая сумятица, и к Хинте вышел субтильный парень, должно быть, лишь чуть старше его самого.

— Пойдем, мне велели довести тебя до дома. — Его голос ломался, но по интонации Хинта понял, что этот взрослеющий мальчик очень гордится своей новой ролью и автоматической винтовкой, висящей у него на плече. Больше они ни о чем не разговаривали.

Дома было пусто; Хинте пришлось самому разблокировать шлюз, в одиночку проверить систему очистки воздуха и накормить себя упрощенным, невкусным ужином. Потом он зашел в их с братом комнату, сел на нижний ярус кровати и надолго замер в странном оцепенении. Тишина и одиночество пугали его. Он ожидал от себя, что расплачется, как плакал после всех тяжелых событий последних месяцев — но слез не было. Неподвижно просидев час, Хинта забрался к себе наверх и лег. Он ощущал опустошенность и ужасную усталость, но уснуть смог только тогда, когда услышал, как домой возвращается отец.

_____