Земля в иллюминаторе

Это был первый живой омар, которого Хинта встретил в реальности. И сейчас он смотрел в эти глаза, словно в кривое зеркало. Он видел в них разум, работу нервов, направленность воли. Он видел, что омар знает, зачем он здесь, знает почти так же, как это мог бы знать человек. И при этом омар не был человеком. Хинта видел на его лице эмоции, но они не были человеческими эмоциями — их можно было видеть, но нельзя было прочесть, словно то была книга, написанная на совершенно незнакомом языке. От этого кровь стыла в жилах. Это было все равно, что смотреть сквозь фантастический портал на какую-то завораживающую картину из другого мира, другого времени, другого измерения. Только там, за этими глазами, скрывалось не место, не время, а другое сознание, другая иерархия для всех вещей, другая причина быть. И еще Хинта видел подробности — слишком много подробностей, и от каждой его разум заходился в спазмах истерики. Черные тросы, на которых тварь подбросила себя к окну, тянулись прямо из-под кожи перекрученных рук; оттуда же наружу просовывались черные дула. Тяжи мышц, между ними — многочисленные приставные магазины разнокалиберных пулеметов. Ноги, оснащенные выкидными крючьями. Торчащие из спины и боков серые кожистые стержни вросших в плоть антенн. Посреди брюха — черный металлический паук, завязавшийся в паутину проводов. Обвисшие мокрые лохмотья белесой плоти на ничем не прикрытом месте, где у людей и животных бывают гениталии.

— Нет, — в приступе животного ужаса произнес Хинта. Тави, бежавший впереди, взмахнул руками и так круто повернул, что чуть не упал. Задыхаясь, не чуя под собой ног, они бросились назад, и вовремя, потому что в следующее мгновение тварь начала стрелять сквозь стекло. Очередь кривой петлей прошла по стене коридора. Хинта упал, навалился грудью на брата. Их осыпало искрами.

— Вставай, — сказал Тави. Хинта ухватился за его руку, поднялся, поднял брата вместе с собой. Они побежали дальше. Омар у них за спиной рвал и крошил хрустящее стекло. Они повернули, кубарем скатились вниз по лестнице, на считанные секунды остановились, чтобы перевести дыхание. Хинта сел на нижнюю ступеньку, запрокинул лицо вверх и посмотрел на неясный, дрожащий свет потолочных ламп. Его сердце выпрыгивало из груди.

— Он попал в тебя? — спросил Тави.

— Разве? — удивился Хинта. Тави схватил его за плечо, заставил нагнуться.

— Царапина.

— Где?

— На креплении кислородного ранца. Но все трубки целы.

— У меня черные точки в глазах.

— Я понесу Ашайту. Хотя бы недолго.

На этот раз Хинта не возражал. Они бросились дальше. Без брата на руках Хинта ощутил себя легким; в его крови было море адреналина, и хотя в груди и боках засела боль, мышцы полнились энергией. Он хотел бежать, мог бежать. На бегу он подумал, что так омары и попали на крышу. У этих тварей был способ прыгать — забрасывать себя на любую высоту.

Пробка в конце коридора почти рассосалась, но хвост толпы еще ворочался, пытаясь прорваться сквозь узкие двери. Большинство было без скафандров. Когда до человеческих спин оставались считанные шаги, Хинта переключил свой коммуникатор на громкую связь.

— Омары в здании… — выпалил он, — идут за нами…

Толпа дернулась, словно эти слова хлестнули по ней бичом, и одним страшным движением втиснулась в двери. Страх за свою жизнь оказался сильнее боли, сильнее социальных инстинктов; никто уже не смотрел на других. Какого-то щуплого мальчика так вдавили лицом в стену, что у него пошла носом кровь. Отброшенный, потерявший своих, скорченный, плачущий, он упал и остался лежать на боку, пока его более крупные товарищи грубо ломились вперед. Тави к тому моменту уже запыхался. Передав Ашайту обратно на руки Хинты, он подбежал к упавшему малышу и заставил того встать на ноги. Потом они все бросились дальше. Задавленный мальчик на бегу стонал и зажимал руками окровавленное лицо. Впереди тоже были крики — непрерывный, сливающийся в адскую какофонию вой боли и страха. Сзади, сверху и с улицы, подстегивая толпу, долетал грохот взрывов. Свет мерцал; стены дрожали; система оповещения с бездумным усердием повторяла, что в здании разгерметизация. Когда они замешкались у очередного перекрестка, Хинта, словно в дурном сне, увидел уходящую вдаль перспективу пустых пространств: поваленные стулья в маленьком кафетерии, распахнутые двери, брошенные вещи, мигающие красным сигнальные маячки под потолком, темное окно с прострелом от пули.

— Мы последние, — сказал он.

— Но мы в скафандрах, — ответил Тави. — А они нет.

— Мы не нашли Ивару.

— Я снова несу Ашайту

Они сменились и побежали дальше. Иногда они нагоняли кого-то, но в итоге оставались одни — Ашайта тормозил их. В одном из коридоров они встретили одинокую старуху. Та стояла и озиралась по сторонам с видом потерянным и задумчивым.

— Вам нельзя здесь быть, пта! — закричал ей Хинта.