Всего на пять лет был старше своего командира танка младший сержант Николай Алексеевич Вялых. До войны он окончил Орловский финансово-экономический техникум, увлекался спортом, авиамоделизмом. После призыва в армию на действительную службу писал родным в село Скородное, Золотухинского района, Курской области: «И вот я военный. Мечтаю попасть в авиационное училище, хочу стать настоящим военным специалистом…» Но началась война, и она по-своему определила судьбу Николая Вялых. Он стал танкистом. Еще до боя за Новую Надежду его грудь украшала медаль «За отвагу». Что касается сержанта Феодосия Григорьевича Гануса, то в экипаж он пришел незадолго до этого боя. Знакомство с ним состоялось в атаке на врага. Ганус разделил участь товарищей — это была их первая и последняя совместная атака, завершившаяся геройской смертью в пылающем танке.
Ныне на месте гибели патриотов у хутора Новая Надежда, что в Калачевском районе под Волгоградом, высится памятник. На сером граните высечены слова: «Великие подвиги ваши бессмертны. Слава о вас переживет века». В торжественные дни сюда со всей округи собираются трудовые люди почтить память героев. К монументу с развернутыми знаменами и барабанной дробью приходят наследники их боевой славы — пионеры, чтобы стать в почетный караул у могилы танкистов, дать клятву на верность Родине. Но мне особенно памятно и другое время. Тогда, зимой сорок третьего, на этом клочке сталинградской земли, изрытой снарядами и еще не остывшей от недавнего боя, состоялся траурный митинг. Он был коротким: впереди ожидали новые бои. Однополчане, выстроившись у сгоревшего танка, с воинскими почестями проводили в последний путь своих боевых товарищей.
Героическая гибель экипажа Алексея Наумова всколыхнула весь личный состав бригады, и он отомстил мощным ударом по врагу. 22 января бригада выбила противника из хутора; Новая Надежда и, развивая наступление на Каменный Буерак, Гумрак, Городище, Разгуляевку, к исходу 28 января во взаимодействии с 233-й стрелковой дивизией овладела поселком Красный Октябрь, вышла на северо-западную окраину Сталинграда.
«В наших войсках, вспоминал в своей книге генерал П. И. Батов, — царило в те дни страстное, неудержимое стремление пробиться к берегу Волги. «Выйти к Волге» — этими словами высказывалось главное, что было на душе и у генерала и у солдата. В 344-м батальоне бригады Якубовского сержант Павел Костромин, один из лучших механиков-водителей, сказал мне: «Вы спрашиваете, почему я не в партии? Считаю, что недостоин… Мы с Власовым положили — выйдем к Волге, поклонимся матери-России и тогда будем считать себя крещенными в большевики». Башенный стрелок Степан Власов стоял рядом со своим старшим боевым другом. Костромину шел тридцать первый год, а Власову только что исполнилось двадцать, весь экипаж танка несколько дней назад отметил на Казачьем кургане день рождения юноши-танкиста.
Двадцать лет… Участник шести танковых атак, раздавил пять пулеметных гнезд и четыре пушки врага; комсомольский билет у сердца и орден Отечественной войны на груди — неплохой день рождения был у сержанта Власова. К словам друга он добавил, что его мечта — встретиться с чуйковцами. «Это будет самый счастливый день в моей жизни…»[30]
1 февраля командующий войсками Донского фронта генерал К. К. Рокоссовский со своего КП (здесь же размещался и КП 65-й армии), который находился у железнодорожной насыпи в нескольких сотнях метров севернее поселка Красный Октябрь, наблюдал за одним из последних боев у стен Сталинграда. Обращаясь к находившимся рядом командирам, Рокоссовский спросил:
— Чьи это танки атакуют Безымянный?
— 91-й отдельной танковой бригады, — ответил генерал П. И. Батов.
— А пехота чья лихо идет?
— 67-й гвардейской стрелковой дивизии.
— Хорошо сработались. Достойны благодарности. Передайте официально, заметил генерал Рокоссовский, обращаясь к командарму 65.