Земля в цвету

В том краю почти все тихие провинциальные домики окружены палисадниками, и многие села издали кажутся взору путника зелеными облачками. Из рода в род переходила в семьях любовь к земле, искусство садовничать.

И Мичурины — тоже род садоводов. Еще прадед в старые времена, чуть не при царице Екатерине, вывел «мичуринские» груши.

Не сияло над Козловом калифорнийское горячее солнце, озарявшее чудеса Бербанка. Небо часто хмурилось, суровые зимы погребали в сугробах избы нищих деревень.

На суглинках и на аршинных пластах чернозема была одна и та же, как писали в столичных журналах, «бедность русской природы» и повсюду — страшная бедность русской деревни.

И что росло в садах, с любовью взращиваемых поколениями людей? Яблоки антоновки, анисы, боровинки, терентьевки, груши бессемянки и тонковетки, владимирская вишня.

Вот и все. Такие сорта можно было найти еще в «садовых списках» времен Василия Шуйского.

Шли годы. Ночами сгибался над верстаком механик, часовщик и садовод-любитель Мичурин. Когда уже десятилетие спустя он купил у слободского попа клочок бросовой земли на берегу реки Лесной Воронеж, в кармане у нового землевладельца осталось семь рублей. Переезда на новоселье не было — был пеший переход: скудное имущество и все растения, выращенные Мичуриным, вся семья перетаскала за много верст на плечах. И зажили совсем робинзонами: в шалаше, на обед черный хлеб и миска тюри — тот же хлеб да лук, накрошенные в воду.

«…Я видел лишь одно — необычайную для других стран и для нашего юга бедность среднерусского плодоводства вообще и бедность ассортимента в особенности».

Пусть же к скудости жизни не прибавляется скудость природы.

И упорно, упрямо нищий садовладелец взялся за работу на своем новом лоскутке земли.

На что он рассчитывал? Откуда ждал помощи?

Подводя итог своему тридцатитрехлетнему труду на земле, он писал, [11]что встретил «почти ноль внимания со стороны общества и еще менее правительства… А о материальной поддержке и говорить нечего».

Промышленный питомник? Но какие странные советы приходилось выслушивать тем, кто собирался стать его клиентами! «Вам следует перейти исключительно к выводке собственных сортов плодовых деревьев и кустарников из семян… Поверьте, что я добра вам желаю. И если вы добудете нужного качества семена и будете выращивать, как я Вас научу, то получите не дички, а новые, хорошие сорта, вполне пригодные к Вашему климату, да и сравнительно затраты будут небольшие…»

«К сведению гг. покупателей» владелец питомника объявлял, что он очень мало обращает внимания на отделку внешней стороны, красоты как самого питомника, так и отпускаемых из него растений. Он настойчиво разъяснял (чтобы гг. покупатели все-таки как-нибудь не ошиблись и не вздумали покупать у него), что существуют специальные торговые садовые заведения, где все это есть — внешний вид, красота.

Он не скрывал методов своей работы — он прямо выкладывал их, кричал о них, всех был бы рад научить им!

Так он старательно в самом зародыше уничтожал возможность рекламы.

Ни коммерческой ловкости, ни связей, ни дипломов. И при всем том он пытался решать задачу, которую сочли бы фантастической знаменитейшие ученые мира.

И вот среди всех причастных к садоводческому делу пошел, разнесся и укрепился слух о мичуринском саде, самом замечательном саде страны. Передавали какие-то невероятные вещи. Будто зрели там яблоки в полтора фунта весом. Будто с лета и до поздней осени хозяин собирает в том саду сотни разных плодов, какие не растут и в Крыму и не описаны даже ни в одной книге. Будто сам знойный юг переселился в Козлов.

Только власти козловские, тамбовские, а тем более санкт-петербургские по-прежнему ничего не хотели знать об этом. И чиновные профессора — тоже. Садовник, копающийся в грядках, что-то скрещивающий, выводящий «бельфлеры», «кандили» и груши «бере», — какое отношение все это может иметь к высокой науке?

Впрочем, к Мичурину нагрянул козловский протопоп.

— Эх, ты! — сокрушенно и грубо внушал он. — Уймешь ли свое непотребство неистовое? Грушу скрещиваешь с рябиной. Блудодейное надругательство это над садом господним… Паству соблазняешь.

Да какой-то любознательный чинуша прислал казенную бумагу с идиотским вопросом: «Не замечали ли вы чего-либо общего с повреждением раскаленным железом глаз у птиц с таковыми же повреждениями почек?»

Но слишком огромным было то, что делал Мичурин, слишком очевидно из ряда вон выходящим. И слава — «потайная» слава, официально непризнаваемая и незамечаемая, — постепенно все крепла, далеко несла его имя. Она перенесла его за океан. И Козловом заинтересовались американцы.

Зима 1898 года, небывало жестокая зима, опустошила американские сады. Собрался всеканадский съезд фермеров. Это был похоронный съезд. Он отметил, что вымерли, погибли все сорта вишен. Все сорта! Десятки тысяч деревьев. Кроме… одного сорта. Вишня «плодородная» Мичурина, которая была в нескольких садах, перенесла эту зиму как ни в чем не бывало.

«Плодородная» Мичурина? Мичурина?! Не Бербанка (который тоже занимался вишнями). И никого другого…