Земля Великого змея

А может, дело не только в молитве? Еще в одной книге он с помощью захваченного переводчика прочитал про десять заповедей, которые надлежит соблюдать всем из их народа — от верховного правителя до последнего раба. В общем, они мало чем отличаются от законов, дарованных мешикам богами Уицлипочтли и Тескатлипока и мудрым змеем Кецалькоатлем. Может, дело в том, что они эти заповеди действительно соблюдают?! Ведь заповедь — это как ограничитель, как запруда на реке. Поставь ее, сузь русло, и вода польется на мельничное колесо с удвоенной силой. Снеси запруду, дай воде течь свободно, и она будет нести свои воды лениво, растекаясь по окрестностям и не выполняя никакой работы. Похоже, то же самое происходит и с его народом, потерявшим веру, молящимся не потому, что так велит сердце, а скорее по привычке и нарушающим данные богами законы направо и налево. Народом, погрязшим в разврате и обжорстве, гнойным нарывом набухающем на завоеванных землях. Неужели пришло время ему прорваться?

Бог войны Уицлипочтли, владыка преисподней Тескатлипока, Великий змей, взмолился про себя Куаутемок, дайте моему народу пережить это смутное время — и клянусь, он вернется, мы вернемся к обычаям предков и будем истово и свято исполнять все данные вами законы! Чтобы снова содрогались улицы мятежных городов под сандалиями непобедимых армий. Чтобы касики отрядов не тащились за ним в паланкинах, а, гордо развернув плечи, шагали впереди. Чтобы женщины рожали здоровых и сильных детей.

Он кашлянул и согнулся от резанувший подреберье боли.

— Повелеваю, — сдавленно произнес он, сдерживая рвущийся наружу кашель, — собрать отряд в шесть тысяч человек и идти по дамбам на Шальтокан. Выступать немедленно. Командование примет. — Он обвел распростертых на полу касиков мутным взглядом налитых кровью глаз и ткнул желтоватым трясущимся пальцем в того, кто хватал его за одежду. — Ты! Остальным подчиняться беспрекословно.

— Благодарю тебя, о повелитель! — вскочил на ноги назначенный. — Дозволь только взять с собой все сделанные машины.

— Нет! Хватит и половины, — прохрипел в ответ Куаутемок, глаза которого застили кровавые круги. — Вон отсюда!

Касики вскочили и, не разгибая спин, пятясь и кланяясь до земли, исчезли за дверьми. Снедаемый болью, великий правитель Мешико без сил опустился на пол.

Ромка проснулся сразу, будто что-то кольнуло. Если бы не солнце, медленно появляющееся над верхним краем стены, он мог бы подумать, что вообще не спал. Просто сомкнул глаза и снова открыл. В окружающем мире что-то было неладно. Он нашарил взглядом флорентийца, присевшего у одного из боковых столбов, и поразился неживой напряженности его позы.

— Синьор Лоренцо, что-то случилось? — спросил он, протирая глаза тыльной стороной не очень чистой ладони.

— Мешики плывут сюда. Проспали мы, — сухо и делово ответил его спутник. От его вчерашней слезливости не осталось и следа, рядом с молодым человеком был воин, сильный и отважный.

— Много? — спросил Ромка, вставая с импровизированной кровати.

— Две полные лодки. Набились так, что вода через борта перехлестывает.

— Да, действительно, дюжины три, — прикинул Ромка, заглядывая за край. — Аркебуз нет, жаль, а то перестреляли бы их, как курей.

— Раз нет, и сожалеть не о чем. Как думаете, удастся отсидеться?

— Думаю, вполне. В храме мы сильно не напаскудили, лестницу наверх утянули. Может, даже и не заметят?

— Дай бог. — Итальянец мелко перекрестился и поцеловал выуженное из-под лохмотьев деревянное распятие.

Ромка тоже благочестиво опустил очи долу, хотя ни в каких богов особо не верил. Посидел так несколько минут, перебрался к одному из толстых изогнутых прутов и расположился так, чтобы его голова не маячила на фоне стремительно голубеющего неба. Дон Лоренцо последовал его благоразумному примеру.

Первая лодка скрылась за высоким берегом, наверное, у причала, до которого конкистадоры вчера так и не добрались. За ней исчезла и вторая, а через небольшое время из-за косогора появились люди. Десяток человек в блестящих хламидах до пят медленно вели за собой одного, грязного и изможденного, в остатках испанской одежды. Лица с такого расстояния было не рассмотреть, но на фоне заляпанной кровью белой рубахи отчетливо выделялась окладистая рыжая борода.

Ромка вскочил на ноги, снова сел и снова вскочил. Флорентиец потянул его за руку и зашипел что-то успокаивающе-злобное: мол, и ему не поможем, и себя выдадим. Молодой человек снова пригнулся. Жрецы подвели несчастного к яме с высоким конусообразным камнем рядом. Двое самых крупных накинули на руки испанца толстые канаты и натянули. Остальные отошли подальше и, выстроившись в круг, затянули медленную, заунывную песню с горловыми руладами и стали притопывать ногами, прихлопывать в ладоши, все убыстряя ритм. Потом каждый сделал едва заметный шаг, и круг немного сдвинулся вправо. Следующий шаг оказался чуть пошире, и круг сдвинулся уже заметнее и пошел не останавливаясь. Песня птицей рванула ввысь на высоких нотах, хлопки сплелись в непрерывное стаккато.