Земля Великого змея

Людское море выплеснулось на дамбу, сметая остатки идущих на битву с испанцами войск и артиллерийский обоз, и понеслось к виднеющимся вдалеке башням столицы. Змей снова поднялся над водой, развернув крылышки, и победно зашипел вслед убегающим в лес испанцам.

Ветер нес летательный аппарат над озером, безбожно раскачивая его в разные стороны. Копья скрипели друг о друга и грозили порвать связующие жгуты. Парусина гудела и трепетала от наполняющего ее ветра. Запястья, стиснутые петлями, наливались отечной синевой и почти ничего не чувствовали. Вывернутые плечевые суставы болели сильнее, чем на дыбе. Самому-то Ромке, слава богу, не довелось, но как-то раз в подвале князя Андрея видел он, как извивается в ременной петле дородный бородатый мужик. Крики его потом долго преследовали Ромку в ночных кошмарах. На всю жизнь хватило. Хорошо флорентийцу. Тот, кажется, уже давно расслабился[46], во всяком случае, не орет, не дергается.

Конца полету видно не было. Их занесло на большую высоту и влекло в неизвестность спиной вперед. Лишь убегала из-под ног однообразная водная гладь, кое-где прорезанная одинокими островами, форма которых молодому человек ничего не говорила. Пока запястья и плечи ныли не так сильно, Ромка пробовал управлять их планером, наклоняя то одно, то другое крыло, но аппарат либо не слушался вовсе, либо отвечал такими рывками, каким мог позавидовать и дикий андалузский жеребец. А вся конструкция начинала так скрипеть и трепыхаться, что казалось — вот-вот развалится. Оставалось только висеть в ременной петле и ждать своей участи либо… Спрыгнуть? В последние десять минут эта мысль все чаще посещала молодого человека. Высота добрых тридцать саженей. Он хорошо помнил, как шарахнулся брюхом об воду, неудачно нырнув всего с двух, а отсюда всю требуху по волнам распустит. Да и флорентийца оставить нельзя, без Ромки он точно погибнет. Либо утопнет, либо о скалы разобьется, когда до берега долетят.

Кстати, сколько они уже в пути? Ромка повернул голову и, прищурившись, глянул на солнце. Высота между его нижним краем и поверхностью гор изменилась от силы на полвершка. Значится, минут сорок, не более. А чудится, будто полдня болтаются между небом и землей. Куда же их все-таки несет? Хорошо бы поближе к своим, а то и прямо в Тескоко. Ромка представил, как их аппарат медленно опускается на городскую площадь, как бегут к нему в восторге капитаны, как округляются от удивления глаза Кортеса, как хмыкнет в бороду Мирослав, скрывая гордость за своего воспитанника.

Теплый ветерок, надувающий их небесный парус, ослаб. Аппарат завис в безоблачном небе и сорвался в стремительное пике. Воздух, ставший вдруг смертельно холодным, резанул по лицу, петли с новой силой впились в отекшие запястья. Вздутая пузырем ткань опала и захлопала на встречном ветру. Дон Лоренцо пришел в себя и завизжал тонко и протяжно. Ромка зажмурился, каждым позвонком чувствуя приближение такой желанной и такой твердой земли.

Грохот и хруст ударили по барабанным перепонкам. Подбитый войлоком наспинник кирасы ударился во что-то твердое, мышцы шеи вздулись, притягивая обратно отрывающуюся голову. Таранным камнем впечаталась в нагрудник спина Лоренцо. Нос и рот забила какая-то сальная пакля. Ноги замолотили пустоту, ища опоры и не находя. Но они же упали? Или нет? И планер продолжает трещать и раскачиваться, будто все еще куда-то летит.

Ромка с трудом разжал сведенные ужасом веки. Прямо перед носом он увидел кудлатый затылок и понял происхождение удушающей субстанции. Отплевавшись от волос флорентийца, он осторожно выглянул из-за его плеча и увидел беспросветный зеленый ковер, простирающийся до синеющих вдалеке гор. Скосил глаза вниз. Верхушки могучих деревьев почти щекотали подметки его сапог. Они повисли на скале? Ромка спиной потер поверхность, к которой прижимал его итальянец. Гладкая. Стена? На такой высоте? Только очень большой си или донжон приличного замка может быть столь высоким. В любом случае, если это творение рук человеческих, оно обещает опасностей не менее, чем недавний головокружительный полет. Ведь дружественной конкистадорам остается только Талашкала, остальные народы, даже внешне симпатизирующие испанцам, вполне могут сдать их мешикам в подтверждение своей дружбы. А то и сами в жертву принести. Черт!

Ромка прислушался к скрипу, которым отзывался планер на каждое его движение. Срезать бы этого содомита, чтоб обзор не загораживал и вниз не утянул. Рука сама нашарила рукоять маленького ножа, который он по науке Мирослава упрятал в подкладку куртки на верхушке змеиного си. Нет, остановил он себя, нехорошо так. Вместе бились, вместе прилетели, вместе и спасаться.