— Во! — Извлекая откуда-то узорчатую пластину, разукрашенную и с каменьями на ручке, и переворачивая лицевой стороной к барону, произнес гордо: — Ни у кого такова нет! — И с удовлетворением смотрел на ошеломленно изучающего свое лицо в самом прозрачном из виденных им до сих пор зеркал барона.
— Сколько? — спросил тот.
— Три сотни двойных империалов, — не коверкая речи, важно произнес.
— Ты сумасшедший? — после паузы потребовал барон.
— Я купец и цену товару знаю.
— Господин, — очень вежливо позвал посторонний голос.
— А? — обернулся Эрдем.
— Госпожа фем Кнаут просит посетить ее, — сказал рыжий парень.
Барон молча кивнул. Человек Жаклин давал ему возможность уйти с гордо поднятой головой, не теряя лица. Можно только мысленно сказать «спасибо» и запомнить услугу. Таких денег у него не имелось. Не то чтобы в принципе неподъемно, однако излишество несусветное. Или можно поторговаться и сбить серьезно цену? Вряд ли свыше трети. На кого, в конце концов, рассчитывает этот странный купец?
— Благодарю за приглашение, — ответил он с не меньшей вежливостью. — Прекрасных дам заставлять ждать нельзя.
— Встречаясь с лордом или женщиной, частенько решаешь дальнейшую судьбу, — со смешком ответил рыжий. — Понравишься или нет — одинаково неизвестно. Обе категории опасны, а особенно женщины-властительницы.
С первого взгляда они вовсе не смотрелись страшными. Но это для глупых молодых людей. Если не побоишься прямого взгляда, то все четыре женщины имеют во взоре тот самый жуткий холод, остающийся в душах убивавших и приказывающих это сделать. Одно не лучше другого. Иногда хуже. Убить своей рукой можно нескольких, изредка десятки людей. Отдав приказ, покончишь с сотнями и тысячами. Это неминуемо накладывает отпечаток на тело и душу. Тяжело решать, кому жить и кому умирать, а женщинам вдвойне. Их дело — рожать, растить детей и беречь очаг. На то и существуют мужчины, чтобы уничтожать врагов.
— Расскажи нам о Блоре, — тоном приказа сказала младшая, едва дождавшись окончания обычных «Позволь представить тебе…».
Ну для здешних мест ничего удивительного. Ревнители хорошего тона обычно стары, глупы и противны, чего нельзя сказать о леди. Фем Грай тоже не очень утруждал себя всевозможными ритуалами и долгими разговорами о здоровье, скоте и урожае, переходя сразу к делу. Видимо, в Кнауте и набрался плохих манер.
— Вы не прочтете прежде письма? — показательно удивился барон.
— Беседовать со свидетелем важнейших в провинции событий, приехавшим издалека, — разве это не радостно для хозяев? — воскликнула Жаклин, делая наивные глазки и передавая запечатанный конверт Клодине.
Она достаточно знала и о миссии Эрдема, и о происходящем на Каменном поясе. Вряд ли в послании содержится много больше присланного с голубями. Заверения в глубоком уважении и просьба о помощи с караваном. И то и другое никак не нарушает ее интересов. И все-таки одно дело краткий рапорт с несколькими основными событиями, и совсем иное — личные впечатления неглупого человека.
Уж про барона Сильвена никто бы не сказал плохого. Ни по части ума, ни воинских умений. Она даже рассматривала его одно время в качестве кандидата в мужья. Очень достойный кандидат и, скорее всего, не особо вмешивался бы в хозяйственные заботы. Он совершенно не умел угождать, лицемерить, плести интриги, выжидать — одним словом, делать все то, что необходимо для быстрого и успешного продвижения к высотам власти. Ну да в их глуши частенько важнее уметь обращаться с оружием, и этого у него не отнять. Антон говорил с уважением, как о профессионале.
— Колыбель личного успеха в жизни — это сохранение дружбы, доверия и уважения со стороны ближайшего вашего соседа, — столь же выспренно ответил тот, с усмешкой подумав, что его такими вещами, как девичьи прелести, уже не проймешь легко и просто.
Он давно миновал шестнадцать лет — время превращения из мальчика во взрослого, но еще все же не дошел до шестидесяти четырех — возраста, когда уходят плотские мотивы. Зато недавно миновавшие сорок восемь можно назвать временем мудрости и зрелости.
Эрдем твердо верил в сакральность цифры «восемь» для мужчины и «семь» для женщины. Хотя многие склоняются к десятку или дюжине. Кто это видел, чтобы в двенадцать терялись молочные зубы или в двадцать — двадцать четыре признавали мужчиной и выходили замуж?! И то и другое с заметным опозданием.
— Они спорили свыше месяца, — с оттенком изумления сказала Шарлотта, — буквально вчера наконец договорились.
Раз уж письмо вручил, странно не запомнить, как ее зовут. Правда, вот не ожидал встретить в покоях хозяйки лордства. Интересно, это специально для него или некий намек для Блора? Держать в заложниках вроде никто не собирается, а показать «в моей власти» — почему бы и нет. Очень сильно беременная женщина. Скоро живот полезет на нос, а там и роды. Ай, молодец парень. Везде поспел. И ведь не женат. Удобно. Невольно завидуешь. Его лично папаша жениться в четырнадцать заставил. Интересы баронства и приданое.