Земля воина

Сейчас неминуемо задаст вопрос. Любопытно, на какую тему. Парень совершенно непредсказуем в этом отношении. Посмотрит и вдруг выдаст неожиданное. Почему простейшие вещи наталкивают его на странные идеи, иногда ставящие в тупик, и сам объяснить не может. А это полезно — почувствовать, что далеко не все известно. Сразу вспоминаешь, что, вопреки мыслям многих, ты еще не посланец богов, получающий информацию напрямую. Вот почему никак не получается вновь отделиться от тела? Было бы чрезвычайно полезно.

— И долго ждать? — спросил Блор без особого упрека.

Рей вздрогнул, возвращаясь из неведомых далей, и вручил тряпку чуть ли не с поклоном. Извиняется.

— Ты опять хочешь спросить?

— О тебе.

— Ну попробуй. Вроде обычно не вру, но не обещаю изумительных откровений.

— Тебя пороли в Храме? — спросил, дождавшись, пока Блор оденется.

— Конечно. От нас требовали послушания и добивались этого достаточно жесткими мерами. Впрочем, кого в этом мире не пороли?

— Меня, — мгновенно ответил Рей. — Подзатыльники могу каждый пересчитать, а ничего хуже не было.

— Тебе повезло с отцом.

— Не обязательно силой внушать почтение и уважение.

Ну надо же! Есть на свете мальчики, не пробовавшие на своей шкуре правильного воспитания. Девочки — я бы еще понял.

— Розги для наказания должны состоять из тонких березовых прутьев длиной до локтя и числом от десяти до пятнадцати, — без малейших раздумий выдал Блор нараспев многократно заученное.

Запоминали не хуже молитв — ведь сами и готовили по инструкции для себя инструмент. Послушник придирчиво осмотрит — и не стоит нарушать давно заведенного порядка.

— Прутья необходимо перевязать тонкой бечевкой так, чтобы расстояние от конца нижнего до последней верхней перевязи составляло треть локтя. После десяти ударов розги признаются негодными к дальнейшему употреблению и должны быть заменены свежими, запас коих всегда стабильно должен пополняться. Это нормально, — закончил он уже своим голосом. — К не попадающим на порку у нас относились с подозрением. Или наушник, или ненормальный. Нельзя жить, не нарушая правил. Они на то и рассчитаны, чтобы каждый переступил черту по незнанию или умыслу — не суть важно.

— Как это не суть?

— Знаешь, в чем разница между школьником и огнем?

— Нет, — сознался Рей.

— Огонь сначала высекут, а потом разложат, а школьника сначала разложат, а потом высекут.

По лицу понятна мысль. Не согласен. Пусть благословят тебя боги столь же замечательными детьми, как ты был когда-то. Меня-то уж точно в детстве пару раз не мешало всерьез высечь.

— Ты у нас редкое исключение, — вздохнув, признал Блор. — Большинству приходится вбивать учение через задницу. Вот плетью или кнутом гораздо хуже. В Храме все-таки не стремились портить свое имущество. Не так часто применяли тяжелые меры. Можно и забить ребенка насмерть. Умелец кнутом изувечит с пары ударов, рассекая тело до кости, за сотню — верная смерть. Но это в основном для преступников применяется. Плетью легче, хотя тоже мало приятного. Можно сдохнуть просто и обыденно.

— Ты побывал под плетью?

— Да, — односложно ответил Блор.

Смысла врать он не видел, но и делиться подробностями не собирался. У них не требовалось устанавливать стандартную «тройку», когда делают конструкцию из трех копий, нижние концы которых упирают в землю, а верхние связывают вместе. К ней и прикрепляют приговоренного к порке человека.

В Храме все проходило обыденно на специальной, многими поколениями послушников и воспитанников отполированной скамье. Блор прекрасно помнил холод камня. Еще специальные кольца вбиты, чтобы держатся самостоятельно. Дергающихся приковывали.

Скамейка долго не пустовала, и он неоднократно ложился под удары плети. Был даже особый шик пройти с прямой спиной, не молить, не плакать и не выказывать раскаяния в вине. А вот привыкнуть к боли, рвущей спину и достающей до самых печенок, никому не удастся. Сжимаешь ремень в зубах, и когда все заканчивается — невольно отмечаешь: в очередной раз прокусил насквозь. Зато не орал. Всем назло молча терпел. И встаешь, и опять идешь прямо, и улыбаешься в лицо послушнику, чтобы его перекосило, а остальные видели.

На этом фоне розги потом смотрятся детской забавой. Но кто реально не получал своей доли плетей, не поймет. И будто ими все заканчивалось. Много еще у них имелось «радостей» — от простых пинков и карцера до подвешивания за ноги на несколько часов. А еще заставляли стоять в согнутом состоянии, головой вниз, на прямых ногах, пока из носа не начинала бежать кровь.

Много имелось самых разных наказаний. Человеческая фантазия границ не знает, и от обычного стояния по стойке «смирно» много часов подряд можно грохнуться в обморок. А вроде ничего ужасного. Ты просто поторчи ровно и не двигаясь.

— У Джила, Денеса и сейчас присутствуют, а у Надя были шрамы на спине! — воскликнул Рей.

— Ну и что? — не понял Блор.

— У тебя нет!

— Чего? Как это нет? — изумился и полез под рубаху, пытаясь пощупать. Ничего толком не понять. Может, просто не достает.

— Нет! — повторил торжествующе.

— В смысле — разоблачил? Раз шрамы отсутствуют, я — это не я? А кто?