Земля-воздух-небо

Всего через год, два или тысячу лет – так мало! – после того, как мы начали встречаться с Лилей, Лиля сказала, что возвращается в Луганск. Я был к этому готов. Я сказал, что поеду с ней. И она тоже не удивилась. Это был лучший выход. Рано или поздно наша тайная связь должна была стать явной. А это означало тяжёлые, муторные разборки с женой, раздел имущества, много боли, пыли и грязи. Война – это всегда идеальный выход. Лучше войны может быть только смерть, но смерть на войне весьма вероятна, тем война и привлекает всех нас.

Наш семейный бизнес жена твёрдо держала в своих маленьких, красивых, ухоженных руках. Моё отсутствие вряд ли кто-то бы заметил или воспринял всерьёз, если не обставлять это разводом и разделом. Я как бы оставался, но в то же самое время уходил. Прекрасно. И для сына всё сохранялось как было. Просто папа в командировке. А сын сразу, как поступил в университет, стал жить отдельно от нас.

Я сказал жене:

– Ты знаешь, у меня маленький член, и тот не стоит. Даже покупка нового джипа не помогла. Мне нужно развеяться. Нужно что-то покруче. Миномёты и прочая артиллерия. Танки и авиация. Я хочу почувствовать себя живым, даже если ради этого мне придётся стать по-настоящему мёртвым. Все мужики такие.

– Все мужики такие, – саркастически повторила жена. Так состоялось наше прощание.

Мы отправились с Лилей обычным маршрутом граждан непризнанных республик: поездом до Ростова, а оттуда автобусом в Луганск. Когда я был в Луганске впервые, нас провозили специальным коридором и нас встречали милицейские машины со спецсигналами; теперь же пришлось стоять в очереди, как простому человеку. Мы поселились в её квартире и первые две недели просто занимались сексом, выходя на улицу только чтобы погулять и купить продукты. Потом мои запасы «сиалиса» стали подходить к концу, да, кажется, мы и наелись друг другом до отвала. Кроме того, я приехал в Луганск не для того, чтобы трахать девушку, хоть и любимую. И я нашёл учреждение, в котором принимали добровольцев в луганскую «милицию».

Я мог бы воспользоваться связями, отправиться в Донецк. Вряд ли это гарантировало мне какое-то привилегированное положение, но так было бы проще и обстоятельно меньше пришлось бы объяснять, кто я и что мне здесь нужно. И боёв под Донецком больше, а стало быть, жить веселее. Но Донецк – это далеко от Луганска и от Лили. А мне ещё хотелось побыть с ней.

Я продолжал жить с Лилей, когда не был на позициях. Служил в подразделении луганской армии, называемой «милицией». Мы дежурили на линии соприкосновения. Иногда обменивались с украинцами партиями боеприпасов. В смысле мы стреляли по ним, они по нам. В моём подразделении случилось два «трёхсотых», то есть раненых, и один «двухсотый», то есть убитый. Примерно такие же потери несла и противоположная сторона. В целом было скучно. К тому же денег платили мало. Оружие выдали самое простое, а продвинутую амуницию полагалось покупать за свой счёт. Так я провёл в Луганске три месяца. «Сиалис» совсем закончился, и денежные запасы тоже стали истощаться. Просить жену прислать мне содержание я не решался. С женой мы созванивались. Она искренне беспокоилась о моём здоровье и ещё спрашивала: ну как там твой член? Уже стоит? Нет, не стоит, почти не обманывал я.

А потом в Луганске появились вербовщики. Я узнал о них от одного парня, тоже добровольца. Он решил отправиться в Сирию. И я понял, что моё время пришло. Я попросил свести меня с вербовщиками и заявил, что хочу подписать контракт. Боялся, что не возьмут: из-за возраста и плохого здоровья. Оказалось, зря. Брали всех. И я был не самым старым. Вербовщик спросил: боевой опыт есть? Кроме Луганска. Я сказал: официально нет. Вербовщик посмотрел на меня внимательно и переспросил: а по факту? Я сказал: Первая чеченская. Отряд оппозиции, штурм Грозного. Вербовщик понимающе кивнул головой и сказал: вообще-то чеченцев у нас стараются не брать. Но попробуйте.

В тот вечер Лиля сразу почувствовала неладное. Она начала целовать меня уже в прихожей. Я сказал, что уезжаю в командировку. Возможно, надолго. Она заплакала:

– Ты меня бросаешь одну?

– Ты дома. На родине. Здесь у тебя много друзей.

– Но мне нужен ты! Только ты один!

Мы любили друг друга всю ночь, отчаянно, остервенело. Под утро она не хотела меня отпускать. Буквально она держала мой член и пыталась с ним что-то сделать, хотя это было уже невозможно. Она сказала:

– Мне кажется, я вижу тебя в последний раз.

А мне кажется, что она обращалась не ко мне, а к нему. К моему члену. И была права, конечно. И я думал: это ничего. В мире есть миллионы других членов. И между ними, честно говоря, нет никакой разницы. Я был всё ещё обижен на неё. За то, что до меня она держала в руках, в себе, других мужчин и, наверное, так же ласкала, и целовала, и не хотела отпускать. Мне хотелось её наказать. И наказать себя за то, что не смог её простить и никогда не смогу простить ни одну любимую девушку.