— Тише, киса, не ешь меня. — Прыснул, рывком сбрасывая меня на постель и нависая сверху. Мягкий щелчок и меня тряхануло, когда он прижался бедрамик моему низу живота, исходящему горячим требовательным жаром. Ткани много. Слишком много тками между нами. Он дразняще скользил языком по моим пересохшим губам, расстегивая остатки пуговиц одной рукой, а другой ощутимо сдавливая шею, и давя сильнее, как только я пыталась рвануть вперед, или обвить его ногами, чтобы прижаться теснее. Удерживал. Сводил с ума. Кровь кипела от этого хвата на грани грубости. Я досадливо рыкнула, он скинул рубашку, но руку с шеи не убрал. Не понимала, что он хочет. Для чего так мучить?
Чтобы вообще распрощалась с мозгами.
Поняла это, когда перевернул на живот и заставил встать на четвереньки. Хлесткий удар по ягодице. Не люблю я такое, но сейчас взбудоражило, заставило прогнуться в спине и взять упор на локти. Его пальцы с силой сжали кожу на пояснице. Прижался бедрами к ягодицам, и быстро расстегнул пуговицу джинс. Звук расстегнутой молнии, и почувствовала, как намокает мое белье.
— Приподнимись. — Послушно привстала, чувствуя ужасающе медленно скольжение ткани джинс вниз. — Снова шелк. Да, киса, ты определенно решила свести меня с ума.
Почти взвыла от его пальца, безошибочно надавившего на самую нужную сейчас точку, сквозь влажную ткань. Приподнялась на локтях, прижалась ягодицами к его паху, прося и умоляя. Заметив краем глаза отшвырнуты его и мои джинсы. Внутри все задражало, когда поняла, что все. Кожа к коже. Что отодвигается ткань белья. Мы не так договаривались, мать твою!
Рывком повернулась, упала на спину, но подняласьи рванула его за руку на себя. Он просто от неожиданности подчинился, упав на постель полубоком. Мой краткий и требовательный удар в плечо, заставивший его лечь на спину. Я готова была кончить просто от того, что он одобрительно посмотрел на меня, когда я снова оказалась верхом и накрыла его ладонями свою грудь, распаляя собственный голод. Возводя его в такую степень, что даже кипящее адским пламенем безумие, пригнуло звериную голову.
Соскользнула вниз по его ногам. Одновременно губами зубами и языком от шеи по груди, до живота. По вкусной, покрывшейся мурашками коже. Его сорванный судорожный выдох стал упоением, высшей наградой, которая смогла бы сломить любые сомнения. Но их и так не было.
Краткий взгляд вверх, чтобы удостовериться, как далеко он сейчас от контроля, что помешен на мне, моем теле и подчиняется этой страшной темной но вкусной анархии, которая творится на этой постели.
И хотелось его погрузить в хаос. Услышать чуть больше чем сорванный выдох. Облизнула губы, спустилась ближе и наконец сделала то, что мне три ночи подряд снилось дома. Вкус солоноватый из-за обильной смазки, нотки горечи и, будто, миндаля.
По телу словно прошел электрический импульс, сметающий мои собственные желания и мою личность, заставляющий судорожно и жадно следить за его реакциями. О да, это были охерительные реакции. Вздрогнул от языка по основанию, пальцы сжали простынь, вторая рука впилась в мои волосы, его голова откинулась сильнее, и по красивой, изумительно красивой линии нижней челюсти скользнул отблеск уличного фонаря.
В голове жадно ревела жажда большего. Его большего ответа, заставляя ускориться, едва не до защитной реакции горла, до нехватки воздуха, до горящих легких и слез застилающих глаза и мешающих следить за тем, что было так необходимо мне, моему внутреннему сгорающему от изнеможения миру, моему оттиснутому на задворки сознания разуму, моего полухающему и сладко подрагивающему телу.
— Кис… хорош… — господи, как этот надломленный близким удовольствием голос отдался тяжелейшим эхом в голове, опьянившим, и пустившим и без того быстро бьющееся сердце просто в галоп. — Хорош, я сказал…
Челюсть ныла, губы не могли полностью сомкнуться, и мне нельзя сейчас притормаживать, иначе я больше не смогу и мое тело сдохнет от разочарования. Но меня за волосы достаточно болезненно потянули вверх, заставляя отстраниться и вызывая досадный рык в унисон с внутренним ожиданием, готовым вот-вот кайфануть от его почти накатившего оргазма. Перехватил за плечи и резко развернул назад, заставляя снова встать на четвереньки, в классическую позу для шесть девять. Снова треск ткани. И я стыдливо зажалась, почувствовав его язык. Не знаю, почему. Внутри все рухнуло, сгорело, и горячие бурлящие воды хлынули в низ живота, наполняя его быстро тяжелеющим жаром.
— Блядь, да расслабься, кис… — недовольство во все еще надломленном и таком с ума сводящем голосе. — И не отвлекайся там давай.
Не отвлекалась, но то, что он вытворял, заставляло прорываться стоном с губ, и все, чего я боялась — утратить контроль от его языка, заставляющего меня дрожать, и задеть его зубами так и норовившими стиснуться. Никогда ничего подобного и ни с кем не было.