Земля вращается со скрипом (сборник)

Прошлая это цветочки. По ее словам, на той неделе, мы - она, я, Арестович и Волошук - устроили чудную групповушку.

Ничего себе.

Я Нельенова предупредила, - заявляет Котя, не отрыва­ясь от «игрушки», - если еще что-то подобное будет, то я ей выцарапаю глаза и вырву язык. Это уже не в первый раз. Она и про меня такое наплела!

А что? Расскажешь, - усмехнулся Седой.

Распускает слухи, будто я ее прижала в туалете и чуть ли не силой домогалась близости.

Это не слухи, - говорю, - это сплетня. Слухи передают, а сплетни выдумывают, плетут... Только не пойму, на фига ей это нужно, я ж могу и нос сломать... Сплетников нужно унич­тожать физически. Пушкину надо было вызывать на дуэль сплетников, а не их жертв.

Седой фыркнул:

- Самоутверждается за наш счет. Мне, например, она как-то говорила, что Нельенов в позапрошлом году просил ее выйти за него замуж. На коленях в снегу стоял. Простудился потом. А про Бурого пустила слух, что он торгует костюмами.

А Дуче ее защищает, - говорю я, - выгораживает... Она, дескать, дурочка, она не со зла.

Нельенов и сам - тот еще сплетник.

Нет, Женя, - возражает Котя. - Нельенов хитрее. Он все­ гда ложь мешает с правдой. Он плетет так, что уже не распу­таешь и концов не найдешь.

Подобное, - говорю, - тянется к подобному.

Я заметила, что он изо всех сил пытается для чего-то всех нас между собой перессорить. Если ты ему или при нем говоришь о ком-то нечто нелицеприятное, будь уверен, он передаст. Да еще от себя приврет. А если не говоришь, он придумает, что ты говорил, и передаст. И конечно же, под грифом «совершенно секретно».

Седой утвердительно кивает:

Устаревший, но для мелких тиранов все еще действен­ный метод - разделяй и властвуй.

Ладно, - говорю, - пусть резвятся. Пошли за кулисы, скоро наша сцена.

Глава десятая

Самочка

Ей двадцать пять лет. Умная, добрая... Она красивая, хо­тя и не принадлежит к тому типу женщин, на которых я как мужчина обращаю внимание.

Если меня спросят, какого цвета у нее глаза, то я не заду­мываясь отвечу - гранитные. И не смогу, даже подумав, объ­яснить свой ответ.

Одевается со вкусом. Но чересчур откровенно. У блузок и кофточек всегда слишком глубокий вырез, юбки самые ко­роткие в любую погоду. А на платьях сзади разрез до са­мой... сути. И все вещи на пару размеров меньше, чем ей нужно. Они облегают ее тело настолько, что она вдохнуть боится.

Будь она пустоголовой блондинкой, было бы ясно: ну чем еще брать. Но ведь это не так. С ней есть о чем поговорить. С ней не будет скучно до. Что касается после - мало кто знает. Она из тех, у кого «девиз непобедим: возбудим, но не дадим». Я, впрочем, никогда серьезных попыток не делал.

Шесть лет назад, со свойственной мне в этих вопросах прямотой, я предложил ей переспать. Коротко и просто. Предложение мое она мягко отклонила. Но сама же расстро­илась, а вернее забеспокоилась:

Ты не перестанешь из-за этого со мной играть?

При чем здесь одно к другому? Нет, конечно.

Спасибо, - говорит.

Я вздыхаю:

- Спасибо в постель не положишь.

Проходящий мимо Бурлака, услышавший последнюю фразу, запел:

- «Дома ждет холодная постель...»

Самойленко невезуча. Если в городе прогнозируют всплеск эпидемии гриппа, то она заболеет одной из первых. Будучи от гриппа привитой.

Если на фирме ожидается сокращение, то уволят непре­менно ее.

Маршрутка, в которую она садится, врезается в троллей­бус. Фильм, в котором она снимается, не выходит на экран.

За те семь лет, что я Ирину знаю, ее три раза грабили и дважды пытались изнасиловать.

В двадцать два у нее был сердечный приступ.

Не меньшие неудачи преследуют ее в личной жизни.

Сама о себе она говорит весьма красноречиво:

- Мне не везет. Я прямо какой-то магнит для уродов.

Первый мужчина заразил ее триппером. Второй оказался садистом: она полгода ходила в синяках, рубцах и ссадинах. Третьего арестовали буквально за неделю до регистрации брака.

Потом ей встретился хороший приличный парень. Обра­зованный, из интеллигентной семьи... Они вроде как полю­били друг друга. Все шло замечательно. Он души в ней не ча­ял. И вдруг... он покончил с собой. Вскрыл себе вены. Без вся­кой видимой причины.

На поминках она говорила:

- Покончить жизнь самоубийством? Кто угодно мог так поступить, но только не он. Так мне казалось... Такой целеус­тремленный, жизнерадостный... Мы когда ссорились, я его спрашивала: «Так что - все? Точка?» А он отвечал, улыбаясь: «Нет, три...»А вот теперь точка. Одна.

Два года у нее никого не было.